В одном из закутков Старого Мяста, в доходном доме, принадлежавшем Готлибу Шульцу, помещалась мастерская Мацея Паливоды. Генрих часто туда захаживал то с какими-то поручениями дядюшки, то сопровождая клиентов с иностранных судов, желавших закупить канаты и веревочные лестницы со скидкой, прямо у изготовителя, и, наконец, чтобы увидеть Ядвигу Паливоджанку.
Ядвига была его ровесницей-светловолосой девушкой с синими глазами и грустной улыбкой. Ему она казалась существом неземным, ангельски прекрасным, и пробуждала в его сердце чувства, которых он поначалу не мог облечь даже в мысли, а не то что в слова. Увидев её впервые мельком, подумал, что это сон, что святая Агнесса Салернская сошла с образа, который он видел в костеле. Когда однако оказалось, что она-существо из плоти и крови, его это отнюдь не разочаровало. Правда, особого внимания на него она не обращала, но всегда улыбалась в ответ на несмелые приветствия, а позднее, когда познакомились поближе, с известным интересом слушала его рассказы о порте и кораблях. Он же, чувствуя потребность кому-то отрыться, говорил ей о своих мечтах, вспоминая и про” Зефир “. Название это вызывало легкий румянец на лице Ядвиги, а когда Генрих спросил, знает ли она кого из команды, отрицала, но заметно смутилась.
Вскоре после этого” Зефир “зашел в гданьский порт, и Генрих, примчавшийся назавтра с этой новостью в мастерскую Мацея Паливоды, застал мастера в беседе с капитаном, а Ядвигу-засмотревшейся в здоровое веселое лицо Янка Куны, забавлявшего её фокусами с веревочками.
Генрих почувствовал в сердце укол ревности, но старался не подавать виду. Ни в тот момент, ни позднее. Пожертвовал своими чувствами к суженой и всеми надеждами на взаимность, пожертвовал ею самой, чтобы добиться дружбы младшего Куны, возбуждавшего в нем только неприязнь и зависть.
Навсегда отрекся от Ядвиги, но не перестал о ней думать. Только мысли были теперь не те, что раньше. Обожать её он давно перестал. Счел, что та сама уготовила себе судьбу, достойную сожаления, и по этому поводу ощущал смешанное чувство сочувствия и превосходства.
” — Она ещё пожалеет, — повторял себе, — что выбрала его. Не сумела меня оценить и когда-нибудь пожалеет об этом…“
Ему казалось, что между ним и Ядвигой существовало некое понимание-какое-то негласное соглашение, от которого она отреклась. Он же оставался верен до конца. Внушал себе, что готов был посвятить ей всю свою жизнь. Она должна была это понять; должна была отдавать отчет, какое её ждет счастье. А она теперь ничего не видела кроме Янка Куны.
