— Я никого не обвиняю в измене, лорд Карн. — Голос Ричарда был совершенно спокоен, но его глаза сверкали.
Злость Лхарра прорвалась.
— Не уклоняйтесь от ответа. Вы знаете, что просьба о помощи и есть измена и что это означает смерть для любого из нас. Формулируйте четко ваши обвинения.
Герцог легко вскочил на лошадь и ничего не сказал. Я ненавидела его холеное улыбающееся лицо. Мне был отвратителен жадный интерес к происходящему других гостей.
Они жаждут крови, думала я. Они хотят, чтобы был победитель и побежденный. Они хотят, чтобы один из них пролил кровь.
Я взглянула на своего мужа. По нему не было видно, что он собирается дать отпор клевете лорда Ричарда. Затем я посмотрела на других гостей. Если я правильно представляла себе устройство этого общества, никто не ждал, что я должна защищаться. В моем мире такая клевета обычно доводила до суда. Неужели здесь считается в порядке вещей, когда один человек может заведомо оскорбить другого, не доказав справедливость своих обвинений?
Некоторым из мужчин хватило благородства выглядеть смущенными. Герцог продолжал улыбаться, довольный тем, что его выпады достигли цели. Этого уже я не могла вынести. Со всей силой я влепила ему пощечину, чтобы стереть эту улыбку.
Глаза лорда Ричарда расширились, а черты лица исказились от удивления. Ярко-красный отпечаток руки горел на его щеке. Я развернула свою кобылу, пришпорила ее, и она понеслась к взлетному полю.
Позже, во время сидения в одиночестве во флиттере, у меня была возможность устыдиться потери контроля над собой. Опять. Второй раз за два дня я ударила человека. Как мало, оказывается, требуется для того, чтобы спровоцировать меня на насилие. Мне было стыдно за свою неуравновешенность. Но я знала, что осуждая себя, я могла избежать таких случаев в будущем. Надо быть честной к себе самой. Я изменила своей вере, своей семье и себе.
Такое самоистязание было не из приятных, и вскоре я стала думать о том, что все-таки имел в виду герцог, обвиняя меня.
«Возможно, это не было случайным выпадом против давнего врага, а было частью большого плана. И что бы я ни сделала, все будет выглядеть плохо.
Как он узнал о Лансе? Никто, кроме Лхарра, не знал об этом. А про письмо отцу? Об этом не знал даже Лхарр.»
Лхарр наклонился, чтобы войти во флиттер, и резко сел в кресло. Его лицо было более серьезным, чем обычно. Я отвернулась, сердитая на саму себя за то, что так хорошо начатый день так скверно кончается. Сердитая на Лхарра, потому что он не смог меня защитить от клеветы. Я вспомнила недружелюбные взгляды гостей Джастина, и в душе зародилось чувство отвращения. Из-за темноты ночи переднее стекло превратилось в зеркало, и в нем было видно, как пальцы Лхарра бесцельно касались тумблера. Они монотонно кружили вокруг него. Наконец он прервал молчание.
