Я попыталась высвободиться.
— Я была любезна с пьяными мужчинами. Я танцевала до упаду. Я терпела гам и вонь до тех пор, пока моя голова не стала раскалываться. Это все, что я для вас могу сделать за вечер.
Рука Лхарра сжала мою сильнее.
— Вы заблуждаетесь, мадам. Сядьте.
Он с силой дернул меня за руку вниз, так, чтобы я села, но я смогла устоять. На мои глаза набежали слезы, отчего я еще больше рассердилась, потому что не хотела, чтобы он меня видел плачущей.
— Пустите!
Его глаза и голос были холодными как лед.
— Делайте, что вам говорят!
— Я не останусь здесь! — Я изо всех сил пыталась освободить свою руку, чтобы сбежать от этих холодных золотистых глаз.
Но его хватка была железная.
— Ведите себя прилично, мадам. Вы позорите меня.
Я окинула взглядом гостей, оставшихся в Зале. Здесь и там догорали свечи, утопая в расплавленном воске. Представительный мужчина свалился со своего стула с булькающим звуком, да так и остался лежать.
— Эти пьяницы не заметят, если даже потолок рухнет на их головы. Пустите меня!
Я попыталась оттолкнуть его руку, но не смогла. Я смотрела на него с вызовом, кусая губы, чтобы не расплакаться. Он с силой потянул меня вниз. Когда я не села, он дал мне пощечину. Я задохнулась от возмущения. Он ударил меня! Моя щека нестерпимо болела, но эта боль бледнела перед моим гневом. Он ударил меня!
В ответ я сама что было сил ударила его. Лицо его побелело, глаза и губы сузились. Он зажал обе мои руки одной своей, а другой, свободной, отхлестал меня по лицу. Боль в моей голове удвоилась.
Но эта боль была ничто по сравнению с моим потрясением. Я ударила человека. Я ударила человека. Спокойная, рассудительная, культурная — мое представление о самой себе рушилось. Я позволила злобе выйти из-под контроля. И более того, я желала снова ударить его. Головная боль и ужас перед собственным поведением ошеломили меня. Я заплакала и никак не могла остановиться.
Спустя несколько минут я осознала, что Лхарр разговаривает со мной. Я взглянула на него, но хотя я могла и видеть, и слышать, что он говорит, для моей пульсирующей головы звуки ничего не значили. Он поднял свою руку снова, но затем опустил ее и освободил мои запястья. Мне была необходима хоть какая-нибудь опора. Мои колени подгибались. Я почти падала, когда он рукой подхватил меня. Я обрушилась на него так, что это его испугало. Он шептал мне что-то на ухо, но я, все видя и слыша, ничего не могла понять. Лхарр бережно усадил меня в кресло, затем снял тяжелый головной убор с гнезда из заплетенных кос и положил его на стол.
