Реджинальд начал писать. У него была комната, которую Сильвия именовала кабинетом, где он время от времени умножал количество ульев на какое-то небольшое число, что-то вычитал, а на оставшуюся сумму выписывал чек. Сильвия любила, когда он работал в кабинете. Она не увлекалась пчелами, но сам ее вид, когда она заглядывала в кабинет, говоря: “Занят, дорогой? Не стану мешать тебе”, – и старательность, с какой она прикрывала дверь, делали ее полноправной партнершей в многотрудных занятиях пчеловодством. У себя в кабинете он мог работать тайно. В конце концов, что помешает человеку разорвать все, что он написал. Пожалуй, он попробует (забавы ради) и посмотрит, что получится. Возможность порвать рукопись всегда при нем.
Он не воспользовался этой возможностью. Недели шли, роман двигался. Лето сменилось осенью, осень – зимой. Не менее глубокие изменения произошли с романом. В повествовании Реджинальда Уэлларда сохранилось, однако, то, что “Нью стейтсмен” впоследствии, не погрешив против истины, назвал “юмористической жилкой”; там были фрагменты, которые сама “Таймс” отметила как “небезынтересные”. И еще до того, как морозом прихватило георгины, Реджинальд настолько свыкся со своими героями, что ему было трудно расставаться с ними. Они стали для него живыми людьми, из плоти и крови, а их взаимоотношения заставили его написать сцены, которые еженедельник “Сатердей ревью” оценил как “не лишенные глубины”, а газета “Морнинг пост” сочла, что их автора “нельзя упрекнуть в отсутствии чувства”. Разумеется, Реджинальд пока и не подозревал об этом. В течение осени и зимы он просто уверял себя, что “получается неплохо”. Просто удивительно, как легко охарактеризовать книгу с помощью одного-единственного “не”.
“Уважаемый сэр, – писал мистер Альберт Памп, – меня заинтересовал Ваш роман “Вьюнок”, и если Вы сочтете для себя удобным зайти ко мне в любой день в три часа, я буду рад переговорить с Вами”.
И Реджинальд Уэллард счел для себя удобным посетить мистера Пампа в четверг. Он облачил свое длинное, тощее тело в другую пару брюк, причесал непослушные волосы тщательнее, чем обычно, поцеловал на прощанье Сильвию и вернулся поцеловать ее еще раз, втиснулся в автомобиль, который был ему мал размера на два, попробовал стронуться с места, не выжав сцепления, не включив передачи, затем – не снявшись с ручного тормоза, успел на станцию за полминуты до отправления поезда 11.03, который ходит только по воскресеньям, и уселся на перроне станции Литтл Моллинг в компании автомата со сладостями дожидаться, пока за ним не придет поезд 12.05. Где было такому человеку тягаться с издателем, вроде мистера Пампа, на равных!
