Ринн громко засопела.
— Выходит, ты согласна с Ринн? В том смысле, что зло, например, можно остановить только силой?
— Иногда, — сказала она, почему-то посмотрев на меня.
— А как по-твоему, Леррис?
Ну вот, опять нарвался! Я закашлялся, пытаясь сообразить, что это она на меня уставилась и с запинкой проговорил:
— Так ведь... Иногда, как мне кажется, очень хорошие люди — все из себя очень даже гармоничные — оказываются совершенно бессильными против зла и невзгод. А порой, — тут мне вспомнился булочник, — людей наказывают или высылают с Отшельничьего только потому, что они не соответствуют каким-то меркам, писаным или неписаным правилам. По-моему, несправедливо, когда человека карают за то, что он недостаточно силен или чего-то не понимает.
— А ты считаешь, что жизнь в целом устроена справедливо? Или что Братство может взять на себя обязательства проявлять справедливость по отношению к отдельным людям, даже если это будет угрожать безопасности всего Отшельничьего?
— Мне никогда не доводилось видеть людей, которые могли бы угрожать безопасности Отшельничьего. И вообще, трудно представить себе, чтобы отдельный человек мог быть опасен для всего нашего сообщества. А вот как совсем неплохих людей отправляли в изгнание — это я видел.
Переводя взгляд с меня на так и не поднявшую глаз Кристал, с нее — на все еще сердитую Ринн, а с той — снова на меня, Кассиус печально улыбнулся и спросил:
— Жить на Отшльничьем — это право или привилегия.
Вопрос его повис в воздухе. Миртен в своем углу нервно облизывал губы.
— Если считать это привилегией, — сказал наконец я, — то, наверное, чтобы заслужить ее, мы и вправду должны соответствовать некоторым условиям. Беда не в этом, а в том, что решительно никто не желает нам объяснить, почему, в силу каких причин, эти условия именно таковы. Нам просто велено поддерживать гармонию и противиться хаосу, выполняя все предписания и не задавая вопросов, ответов на которые все равно не будет.
— Так уж и не будет? Как я понимаю, ответы ты получаешь, но они тебя не удовлетворяют.
— Не удовлетворяют. Ни меня, ни, сдается мне, большинство находящихся в этой комнате.
— Значит... Император-то голый, — голос Кассиуса прозвучал тише и мягче, чем обычно.
— Что? Какой император? Почему голый?
— Вся эта философия весьма... поучительна. Непонятно только, как она подготавливает нас к гармонизации, — резко произнесла Тамра и встала.
— Сядь, я сейчас отвечу. Скорее всего, никто из вас мне не поверит, но я все же отвечу.
