Когда Остромира и Исачко вошли в келью игумена, то нашли старика сидящим у низенького аналоя, на котором лежала развернутая большая книга, а старик писал что-то в этой книге.
— Господи Исусе! Здравствуй, дедушка! — прозвучал молодой голос.
Старик вздрогнул и поднял голову от книги.
— Аминь... Это ты, востроглазая?
— Я, дедушка, и с Исачком... Благослови.
Старик положил на аналой перо, встал и любовно перекрестил наклоненную голову. Девушка поцеловала благословляющую руку, потом, положив свои руки на плечи старца, полезла было целоваться с ним...
— Ни-ни... Ты уже большая, — отстранялся старик.
— Вот еще, дедушка!.. Ну же... Н-ну!
— Полно-ка, не дури, коза...
Исачко тоже протянул свои руки под благословение.
— А, посаднич!.. Иди, иди!.. Господь благослови вас, дитушки... Сказано бо — не возбраняйте детем, их бо есть царствие Божие... А мать что же? — обратился он к Остромире.
— Матушка с тетей Mарфушей идут... А ты, дедушка, летописец все пишешь?
— Пишу, дитятко, Богу споспешествующу.
— У, какой толстый летописец... Какие заставки! Ах, какая киноварь... красная!
Она начала перелистывать книгу. Исачко занялся киноварью и уже успел запачкать себе нос. Сам старик игумен, стоя в стороне, с ласковою улыбкою смотрел на своих юных гостей и тихо качал седою головой, прикрытою черной низенькой скуфейкою. Может, и он вспоминал свое беззаботное детство, когда жизнь и горькие сомнения ее не привели его в эту тихую обитель и не спрятали под черную рясу и под черную скуфью горячее сердце и такую же горячую буйную голову... То-то золотая молодость!
А Остромира между тем, остановившись на одной из страниц летописца, стала читать вслух:
— «Се же хощю сказати, яко слышал прежде сих четырех лет, яже сказа ми Гюрятя Рогович новгородец, глаголя сице: яко послах отрок свой в Печору — люди, яже суть дань дающе Новугороду; и пришедшю отроку моему к ним, и оттуда иде в Югру; Югра же людье есть язык нем, и седят с Самоядью на полунощных странах[64]. Югра же рекоша отроку моему...»
— Хорошо, складно читает, — тихо говорил старик, с любовью глядя на девушку.
— И я, дедушка, навычен уж читать, — хвастался Исачко, утирая нос. — Про рцы все знаю! — И громко прочитал то, что читал давеча своей «бабе Марфе»...
— Так, так, посадничек, истину говоришь! Душевна белость, точно, не боится грому, — ласково улыбался старик.
— Как же, дедушка, тут написано: «Югра язык нем». А как же они говорили с отроком? — с удивлением спросила Остромира.
