Раз он отстает, Кроссридж придется обносить мне. На машине нужно спуститься с холма, проехать два квартала и по соседнему холму подняться в Кроссридж; на велосипеде или пешком путь гораздо короче, особенно если срезать через двор одного из подписчиков. Так я и сделал.
Неожиданно повалил густой снег. Боже, откуда он взялся, еще пять минут назад небо было ясным: новорожденный месяц и звезды. А сейчас никаких звезд не видно, только темные низкие тучи. С каждой минутой снег усиливался, снежинки превращались в хлопья. Эх, мы же в школе проходили: минус пять — идеальная для снегопада температура. По спине побежал холодок, ватные ноги разъезжались на льду. Хлопья такие густые, что номеров домов не видно. Поднялся ветер, грубым наждаком обжигающий щеки, сильно похолодало. Сырой и влажный воздух жалил, как рой бешеных пчел.
Где же папа? Разве в таком снегу его разглядишь? От ветра заслезились глаза, и я стал вытирать их варежкой. На коже, бровях и ресницах намерзли целые сугробы. Эх, где моя маска?! Я позвал папу, но снег и ветер моментально задушили мой крик. В следующую секунду я даже дороги не видел: на меня надвигалась сплошная белая стена. Кровь стыла в жилах, а в животе образовался горячий узел. Меня трясло от страха, я плакал и звал папу.
Я и не знал, что сошел с тротуара, пока не ударился о забор мистера Карригана. Он такой колючий, будто гвоздями обшит. Что-то острое ткнулось мне в грудь, чуть до сердца не достав. Воздух, я не чувствую воздух и, потеряв равновесие, падаю в сугроб! Это не снег, а зыбучий песок... Пытаюсь подняться, но рюкзак тянет к земле, его вес давит на шею, душит, словно огромная холодная рука. Кричать бесполезно: по сравнению с воем набирающей силу метели мой крик словно комариный писк.
Все смешалось в густой белой каше, я бежал сам не зная куда. Невидимые кусты хлестали по лицу, я врезался в дерево, но даже боли не почувствовал. Не разбирая дороги, бежал, плакал и звал папу. Деревьев нет, значит, это улица... Или заброшенная стоянка рядом с домом мистера Карригана? Там закладывали фундамент нового дома, а я-то этого не знал! Земля кончилась, и я полетел в черную дыру. Казалось, полету не будет конца... Потом я ударился о мерзлую землю, да так сильно, что губу прокусил. Смотрите, мне наложили швы. Папа говорит: когда происходит что-то ужасное, мозг включает защитную реакцию, чтобы человек не погиб от болевого шока. Другими словами, до определенного уровня тело воспринимает боль, а затем отключается. Наверное, нечто подобное происходило и со мной, потому что в ледяном котловане я думал не о сломанном носе и поврежденных ребрах, а о том, как бы найти папу. Хочу домой. К маме.
