Равнина казалась бесконечной. Бело-серо-черное поле до самого горизонта. Радовало только одно: если те видения, которые показали мне голоса, правдивы, значит, где-то там должны быть люди.
— Вперед! На поиски собратьев по разуму! — скомандовала я и решительно сделала шаг. — Ого!
Это действительно было «ого», в прямом смысле этого слова. Холодно. Очень холодно. Чертовски холодно. Минус двадцать пять навскидку, а то и больше. Будто весь тот мороз, которого я была лишена в лесу, аккуратно перенесли сюда и добавили к местной температуре. Мгновенно пришло осознание того, что свитер, куртка, джинсы и кроссовки — не совсем то, что нужно, и единственное, что мне светит, если я соберусь прогуляться по равнине, так это украсить ее собственной ледяной скульптурой в натуральную величину.
Выругавшись, я развернулась с четким намерением вернуться на теплую и комфортную опушку. Не тут-то было. Между мной и лесом словно поставили прозрачную, но очень прочную перегородку. Ее прочность я проверила собственным лбом. Потирая намечающуюся шишку и бормоча под нос нецензурные ругательства, я предприняла еще одну попытку. Фигушки, или, если по литературному, оставь надежду всяк сюда, вернее, отсюда вышедший. Обратно уже никто не пустит.
Загадочный лес сам решил вопрос «стоит или не стоит идти на равнину? ». Честно говоря, мне решение не понравилось. Но кто меня спрашивает? Поэтому оставалось только поплотнее закутаться в куртку, накинуть на голову капюшон, запрятать уже начинающие замерзать руки в карманы и очень быстрым шагом пойти вперед.
С учетом того, что идти приходилось по гладкому отполированному льду, лишь слегка присыпанному снегом, «очень быстрый шаг» вскоре сменился на «средний неторопливый», а потом на «медленный и осторожный».
Замерзла я почти сразу. Тонкий свитер и летняя куртка не были серьезной преградой для холода. Он пробирался сквозь них, как отважный разведчик сквозь вражеский стан, полный в дрова пьяных и невнимательных воинов. Первыми потеряли всякую чувствительность руки, потом пришел черед всего остального.
А еще зверски захотелось есть. Такого аппетита у меня не было со времен школьных столовых, насыщение в которых носило чисто иллюзорный характер. На секунду затормозив, я онемевшими руками вынула из рюкзачка сверток с бутербродами, аккуратно отделила один, а остальные спрятала обратно. Кто знает, сколько мне еще предстоит топать?
Бутерброд был черствым и невкусным, но когда очень хочется есть, на этом не сильно зацикливаешься. Так что, быстро проглотив один, я еле сдержала себя, чтобы не залезть в пакетик и не изничтожить оставшуюся там еду. Странное колдовство леса, делающие меня существом без потребностей, развеялось. Было холодно, хотелось есть, и уже мигала сигнальной лампочкой усталость.
