Поль вполголоса потребовал:
— Пригласи же ее!
— Именно это я и собираюсь сделать, мой милый, да ведь как тут подступиться?
Между тем пассажирка стала искоса посматривать на наши запасы, и я сообразил, что, уничтожив два свои рогалика, она нимало не насытится. Поэтому я дал ей управиться с ее скромной трапезой и лишь тогда сказал:
— Вы весьма обяжете нас, сударыня, отведав этих ягод.
Она опять бросила mica, но уже не так свирепо, как раньше. Я настаивал:
— В таком случае разрешите предложить вам чуточку вина. У вас сегодня капли во рту не было, а это итальянское вино, вино вашей родины. Мы теперь на вашей земле, и нам будет чрезвычайно приятно, если итальянка, да еще с таким прелестным ротиком, примет что-нибудь от соседей-французов.
Она легонько покачала головой, еще упрямясь, но готовая уступить, и снова — но теперь почти вежливо — повторила mica. Я взял бутылочку, оплетенную на итальянский манер соломой, налил стакан, подал незнакомке и сказал:
— Выпейте! Этим вы отметите наш приезд в вашу страну.
Она с недовольной миной приняла стакан, но, видимо, измученная жаждой, выпила его залпом и вернула, даже не поблагодарив.
Тогда я угостил ее вишнями:
— Берите, пожалуйста. Вы же видите, сударыня, нам это будет очень приятно.
Она оглядела из своего угла разложенные рядом с ней ягоды и выпалила такой скороговоркой, что я с трудом разобрал слова:
— A me non piacciono ne Ie ciliegie ne Ie susine; amo soltanto Ie fragole.
— Что она говорит? — немедленно заинтересовался Поль.
— Что не любит ни вишен, ни слив — только землянику.
Я положил ей на колени кулек из газетной бумаги, полный земляники, и она тут же насела на ягоды, с невероятной быстротой хватая их пальчиками и швыряя в рот, открывавшийся при этом весьма изящно и кокетливо.
Когда она быстро расправилась с красной кучкой, которая на наших глазах все уменьшалась, таяла и, наконец, совсем исчезла под ее проворными ручками, я спросил:
— Что еще вам предложить? Она ответила:
— Я съела бы кусочек цыпленка.
И она уписала по крайней мере полптицы, ожесточенно, как плотоядное животное, раздирая мясо зубами. Потом решилась отведать не любимых ею вишен, потом слив, потом пирожного, потом объявила: «Довольно», — и вновь забилась в угол.
Это стало настолько забавно, что мне захотелось попичкать нашу спутницу еще чем-нибудь, и в надежде ее уговорить я удвоил комплименты и настояния. Но тут она опять разъярилась и выпалила мне в лицо такое свирепое mica, что я не рискнул больше мешать ее пищеварению.
