Сестры Рондоли | страница 14



Еще секунда, и назидания моего спутника были бы начисто забыты; но тут я случайно повернулся к туалетному столику, увидел, что предметы, оставленные мною на нем, пребывают в прежнем положении, и сел, терзаясь тревогой, не зная, на что решиться.

Сидел я долго, очень долго, возможно, целый час, не отваживаясь ни перейти в атаку, ни пуститься в бегство. Отступать, впрочем, было некуда — мне предстояло либо продремать ночь на стуле, либо рискнуть и тоже улечься.

В любом случае о сне думать не приходилось — голова моя была чересчур возбуждена, глаза чересчур заняты.

Лихорадочно дрожа, не находя себе места, изнервничавшись до предела, я был, как на иголках. Наконец, мне пришла капитулянтская мысль: «Лечь в постель — это еще ни к чему не обязывает. Отдыхать же на матрасе удобней, чем на стуле».

Я медленно разделся, перешагнул через спящую и вытянулся у стенки, спиной к соблазну.

И опять долго, очень долго маялся, не в силах уснуть.

Внезапно соседка моя пошевелилась, открыла удивленные и, как всегда, недовольные глаза; потом, заметив, что лежит голая, встала и надела ночную рубашку с таким спокойствием, словно меня и не было рядом.

Тогда я… Я воспользовался случаем, черт возьми, что, кажется, ничуть ее не смутило: она подложила правую руку под голову и безмятежно уснула.

Я предался размышлениям о неразумности слабой человеческой природы. И незаметно погрузился в сон.


Поднялась итальянка рано, как женщина, привыкшая с самого утра браться за работу. Вставая, она невзначай разбудила меня; я приоткрыл глаза и стал исподтишка наблюдать за ней. Она неторопливо расхаживала по номеру, словно удивляясь, что ей нечего делать. Потом собралась с духом, подошла к туалетному столику и в одно мгновение вылила на себя все, что еще оставалось в моих флаконах. Не пренебрегла она, правда, и водой, но в очень скромном количестве.

Одевшись, она уселась на свой сундучок, обхватила руками колено и задумалась.

Я сделал вид, будто только что проснулся, и поздоровался:

— Доброе утро, Франческа!

Не став, видимо, любезней, чем накануне, она буркнула:

— С добрым утром! Я осведомился:

— Спали хорошо?

Вместо ответа она лишь кивнула; я спрыгнул на пол и подошел поцеловать ее.

Она подставила мне лицо с недовольством ребенка, который не хочет, чтобы его ласкали. Я нежно обнял ее (заварив кашу, глупо жалеть масла!) и медленно прижался губами к огромным сердитым глазам, досадливо закрывшимся под моими поцелуями, потом к свежим щечкам и пухлым губам, которые она все время отводила в сторону.