Можно было бы даже сказать, что она сообразовывала свое расположение с внушенной ею любовью; толстяк Френель, бесполезный и неповоротливый статист, был одним из ее любимцев только потому, что она знала и чувствовала, какою неистовою страстью он одержим.
Она была не вполне равнодушна к мужскому обаянию; но она испытала лишь зачатки увлечений, известные ей одной и пресеченные в тот момент, когда они могли стать опасными.
Каждый новичок привносил своим любовным славословием новую нотку, а также неведомую сущность своей души — особенно люди искусства, в которых она чуяла более яркие и тонкие оттенки, изысканность и изощренность чувств, порою пробуждавшие в ней мечту о великих страстях и продолжительных связях Но, находясь всегда во власти страха и осторожности, нерешительная, колеблющаяся, недоверчивая, она всегда сдерживала себя, пока наконец поклонник не переставал ее волновать Кроме того, она, как дочь своего времени, была наделена тем скептическим взглядом, который быстро совлекает ореол даже с самых великих людей Как только они влюблялись в нее и в сердечном смятении утрачивали горделивую осанку и величественную манеру держать себя, они начинали казаться ей одинаковыми — жалкими созданиями, над которыми она властвует силою своего обаяния.
Словом, чтобы такая совершенная женщина, как она, могла полюбить мужчину, он должен был обладать неслыханными достоинствами.
А между тем она очень скучала. Она не любила светского общества, в котором бывала, лишь подчиняясь предрассудку, и где терпеливо просиживала долгие вечера, подавляя зевоту и сонливость, она забавлялась там только изощренной болтовней, своими задорными причудами, своим переменчивым любопытством к вещам и людям, она увлекалась тем, чем любовалась и что ценила, лишь настолько, чтобы не слишком скоро почувствовать к этому отвращение, но не до такой степени, чтобы найти истинную радость в привязанности или в прихоти; возбуждаемая нервами, а не желаниями, чуждая волнений, обуревающих простые и пылкие души, она жила в веселой суете, без наивной веры в счастье, ища только развлечений и уже изнемогая от усталости, хотя и считала себя удовлетворенной.
Она считала себя удовлетворенной потому, что находила себя самой обольстительной и щедро одаренной женщиной. Гордая своим обаянием, могущество которого она часто испытывала на окружающих, влюбленная в свою своеобразную, причудливую и пленительную красоту, уверенная в тонкости своего восприятия, позволяющего ей предугадывать и понимать множество вещей, которых не видят другие, гордясь своим умом, высоко ценимым столькими выдающимися людьми, и не сознавая ограниченности своего кругозора, она считала себя существом, ни с чем не сравнимым, редкостной жемчужиной в этом пошлом мире, который казался ей пустым и однообразным, потому что она была для него слишком хороша.
