И действительно, Князь вскоре учуял человека. Однако почти сразу выяснилось, что это одиночка, а значит, бояться его не следует. Разведчики светляков всегда ходили толпой, а темнушники или метростроевцы сюда вряд ли сумели бы добраться.
Скорее всего это был изгой, так или иначе обреченный на смерть (науку выживания в одиночку надо было изучать с детства), а то и вольный скиталец вроде Кузьмы. Но скитальцы, они же выползки, в последнее время между собой не враждовали — делить было нечего, да и слишком мало их осталось на свете.
Сначала Кузьма хотел затаиться и пропустить незнакомца мимо, но тот каким-то необъяснимым образом учуял его в темноте, что обыкновенному человеку было едва ли по силам.
— Спаси меня, касатик, ибо изгнан я родными братьями из обители Света и скитаюсь во мраке, аки тварь кромешная! — с характерной для светляков кликушеской интонацией заголосил он.
— Как же я тебя, сердечный, спасу? — ответил Кузьма, на всякий случай отходя подальше. — Я не чудотворец. Тьму в свет превращать не умею. И камень в хлеб — тоже. Сам с протянутой рукой скитаюсь.
— Убей меня, касатик! — взмолился изгнанник. — Никто не внемлет моим мольбам, даже смерть. Хотел уморить себя голодом, да от слабости духа опять согрешил. Не выдержал, откушал дьявольской плоти! — Было слышно, как он клочьями рвет мох, а потом топчет его.
— Сам греха страшишься, а меня на грех толкаешь, — молвил Кузьма. — Что мне за радость о тебя руки марать?
— Тебе что один грех, что сотня — все едино! — возразил изгнанник. — Ты в грехе зачат и в грехе издохнешь. Я ведь тебя по голосу узнал. Бывал ты у нас. И неоднократно. Имя у тебя пристойное — Кузьма. А вот прозвище глумливое — Индикоплав.
— Твои же братья мне его и дали, — ответил Кузьма, своего прозвища действительно стеснявшийся. — Лучше скажи, за что тебя изгнали?
— В ереси обвинен. У нас нынче каждый второй — еретик.
— Изгнали-то, поди, тебя одного, а не каждого второго.
— На то есть причины. Я не только еретиком признан, а еще и ересиархом. Чуть ли не подручным самого сатаны! А все за то, что…
— Нет-нет! — перебил его Кузьма. — Не рассказывай. Не хочу я в ваши дрязги влезать. У меня собственных проблем по горло.
— Коли ты в обитель Света направляешься, так в наши дрязги непременно влезешь. Пусть и помимо воли. Гонения там сейчас беспримерные.
— Гонения… — буркнул Кузьма. — Жирный пирог разделить не можете, от того и гонения. Баб-то своих, надеюсь, вы пока не изгоняете?
