— Спасибо, полковник! — кивнул Сарматов и, подумав, добавил: — Ну, что, врубаемся в «зеленку», мужики!
Серп месяца освещает заросли мертвенным голубоватым сиянием. Откуда-то из чащобы доносятся непривычные, резкие звуки: то трубный клич самца-оленя, то уханье филина, то шакалий лай. Все это заставляет измученных людей вздрагивать и хвататься за оружие.
— Ну и жарища! — проворчал идущий следом за американцем и Сарматовым Бурлак. — На экваторе такой не было!
— Дождь, ливень будет! — сказал американец. — Мои ребра, перебитые во... во Вьетнаме, говорят мне об этом.
— Сармат, а он что, хорошо русский понимает? — спросил Бурлак.
— Полковник, капитану кажется, что ты хорошо понимаешь по-русски, — поинтересовался Сарматов.
— Я немного учил русский в Принстоне, — с заметным акцентом по-русски ответил тот. — Надо знать язык и культуру противника.
— Дождь точно будет! — внимательно посмотрев на него, произнес Сарматов. — Мои ребра, в Анголе перебитые, тоже ноют... А что, полковник, жарко было во Вьетнаме? Хорошо вам там вломили?!
— Мы действительно проиграли эту войну! — согласился американец. — Но вы здесь повторили наши ошибки...
— Какие, например?..
— Ну, например, не приняли в расчет стереотип национального поведения и психологию афганцев.
— Не так все просто! — пожал плечами Сарматов. — Мы здесь, в Афгане, для того, чтобы исламские фундаменталисты от Ирана до Пакистана и индийских штатов Джамму и Кашмир не соединились в одно целое. Мы разрезали их... Соединившись, они замахнутся на нашу Среднюю Азию, нам тут не до их психологии, хотя учитывать ее, конечно, надо.
— Но вы же терпите поражение, Сармат.
— А нам никто и не ставил задачи кого-то здесь в Афгане победить.
— У некоторых наших генералов сходная точка зрения на эту войну. Но они молчат, потому что ваши танки в суточном переходе от персидской нефти.
Сарматов усмехнулся:
— Воссоединившимся исламистам будет проще простого создать ядерное оружие, и что тогда будет с вашей персидской нефтью, полковник?!
— Пусть об этом болит голова у политиков! Ты же сам сказал, что мы с тобой лишь «пыль на сквозняках истории»!
— Да уж! — откликнулся Сарматов. — Портрет этой дамы, как известно, пишется кровью... В чем, в чем, а в крови мы с тобой по самые яйца!..
— Человек зачинается в желании, рождается в крови и живет в скверне! — вздохнул американец. — Чтобы делать нашу грязную работу, надо примириться с этим, майор!.. — Меняя резко тему разговора, он вдруг спросил: — После самума ты говорил странные вещи, майор. Что ты хотел сказать тогда?
