Игнат представил, что бы было, попади «японская вилка» в цель, и поежился. Было бы жутко больно, из глаз полились бы в два ручья слезы, острый приступ тошноты и головокружения не позволили бы толком защититься от тумаков Шпака. Короче, было бы так хреново, что хреновей некуда...
— Чего у вас происходит, задержанные? — У прутьев клетки для людей нарисовалась морда давешнего толстого сержанта. — Чего валяешься, Шпак?
— Сука фраер коленку поломал!
— Я защищался. — Игнат сдернул с головы лыжную шапочку. — Гляди, сержант, — хулиган меня первым по уху ударил.
— Разберемся, который среди вас зачинщик. — Сержант забряцал ключами. — Отведу тебя, родной, куда следует, и вернусь за Шпаком. Составим протокол со слов пострадавшего про твое рукоприкладство.
— Ногоприкладство, — хмыкнул Игнат, сообразив, который из задержанных, согласно протоколу, будет считаться зачинщиком. Понял Сергач и то, что, попади ему «японская вилка» в глаза, один черт, кандидатура зачинщика определена заранее и спорить с толстым слугой народа, что-то ему доказывать совершенно бесполезно.
— Ручонки за спину, Сергач, на выход, родной. Пошел-пошел, пошевеливайся.
Толстый сержант отконвоировал Игната на третий, пахнущий олифой этаж, завел в комнату, где у сияющего чистотой окна стояла стремянка, а посередине, под дыркой в потолке с обрывками проводов, стоял только что со склада импортный канцелярский стол и за столом восседал мужчина в возрасте, но тоже как будто весь отремонтированный, подкрашенный и обновленный. Густые, неестественно черные волосы на его продолговатой голове не позднее сегодняшнего утра подправил и уложил парикмахер. В крайнем случае вчера вечером маникюрша обработала ногти на его коротковатых пальцах. Шитый у портного костюмчик идеально облегал кряжистые плечи, нигде не морщил. И ни одной соринки на добротной ткани в мелкую полоску.
— Разрешите доложить. — Сержант подтолкнул Игната поближе к столу. — Задержанный затеял драку.
— Составьте протокол, — великодушно позволил милиционеру пожилой педант и спросил у Игната: — Ухо вам сейчас, в потасовке повредили?
— Да, — кивнул Игнат.
— Ступайте, сержант... Вам мама, Игнат Кириллович, объясняла в детстве, что врать нехорошо?
Осторожно скрипнули дверные петли, сержант тихонечко вышел.
Игнат промолчал, пожилой продолжил:
— Врете вы про ухо, Игнат Кириллович, видно невооруженным глазом — ухо вам травмировали вчера. Опухоль успела опасть, мочка посинеть... Между прочим, коли упомянул вашу матушку, хотелось бы узнать, как ей сейчас живется. Неплохо, я надеюсь?
