Показался наш дом. Все окна первого этажа были ярко освещены. Конечно, они ужинают.
— Я живу в этом белом доме.
Его манеры резко изменились. Увидев наш прекрасный дом, он вдруг потерял свою самоуверенность и торопливо попрощался.
— Не буду вас задерживать, м-ль Эжени. О вас уже, вероятно, беспокояться. О, не благодарите, мне доставило истинное удовольствие проводить вас. И если вы не шутили, то завтра вечером мы с братом придем, если толькодействительно ваша мама не будет против.
Открылась дверь и голос Жюли донесся до меня:
— Ну, конечно, она у калитки. Эжени, это ты?
— Иду, Жюли, — крикнула я в ответ.
— До свиданья, мадемуазель, — сказал м-сье Буонапарт, и я побежала к дому.
Через пять минут мне дали понять, что я — позор семьи.
Мама, Сюзан и Этьен сидели за столом и уже пили кофе, когда торжествующая Жюли ввела меня.
— Наконец-то! Благодарение Богу! — закричала мама. — Где ты была, дитя мое?
Я бросила на Сюзан укоризненный взгляд.
— Сюзан меня забыла, а я спала…
Сюзан держала в правой руке чашку кофе, а в левой — руку Этьена. Она с возмущение поставила чашку на блюдце.
— Нет, какое нахальство! Сначала она засыпает в Доме Коммуны, да так крепко, что когда нас вызвали, я не могла ее разбудить и мне пришлось идти одной к депутату Альбиту. Ведь там не стали бы ждать, пока м-ль Эжени соблаговолит проснуться. А теперь она является и…
— От Альбита ты, конечно, сразу побежала в тюрьму и совсем забыла обо мне. Но я не сержусь на тебя.
— Но где ты была до сих пор? — спросила мама. — Мы посылали Мари в Дом Коммуны, но там было заперто, и портье сказал, что там нет никого, кроме секретаря Альбита. Полчаса назад Мари вернулась. Боже мой! Эжени, ты шла через весь город одна? Так поздно! Как подумаю, что с тобой могло случиться!..
Мама позвонила в серебряный колокольчик, который всегда стоял рядом с ее прибором.
— Несите ужин для девочки, Мари!
— Но я пришла не одна. Меня проводил до самого дома секретарь Альбита.
Мари поставила передо мной тарелку, но я не успела еще поднести ко рту первую ложку, как Сюзан воскликнула:
— Секретарь?.. Этот цербер, который торчал у двери и выкрикивал имена?
— Нет. Это был пристав. Секретарь Альбита очень приятный молодой человек, который лично знаком сРобеспьером. Так, по крайней мере, он мне сказал. А вообще…
Но они не дали мне продолжать. Этьен спросил:
— Как его зовут?
— Очень трудное имя. Трудно запомнить. Буо… Буонапарт или что-то в этом роде. А вообще…
— И с этим совершенно неизвестным якобинцем ты путешествовала по городу сегодня вечером? — сказал Этьен возмущенно. Он воображал, что теперь обязан опекать меня вместо папы.
