— Дома все еще считают меня ребенком.
— Вы совсем не ребенок. Вы — молодая дама, — уверял меня Буонапарт. — А теперь я провожу вас домой, так как молодой даме не следует одной идти по городу в столь позднее время.
— Это очень любезно, но я не могу согласиться. Ведь вы собирались домой.
Он засмеялся.
— С другом Робеспьера не спорят. А теперь съедим по конфете и отправимся. — Он открыл ящик бюро и протянул мне коробку. Вишня в шоколаде.
— Альбит всегда держит в бюро конфеты, — объяснил он. — Возьмите еще одну. Вкусно, правда? В настоящее время только депутаты могут себе это позволить. — Он сказал это с горечью.
— Я живу на другом конце города. Для вас это будет большой крюк, — сказала я, когда мы выходили из Дома Коммуны. Но, конечно, я говорила это из вежливости. Я не хотела отказываться от сопровождения, тем более, что я еще никогда не была на улицах одна вечером. А кроме того, мне было с ним приятно.
— Как мне стыдно, что я трусиха, — сказала я немного погодя.
Он слегка пожал мне локоть.
— Я понимаю ваш страх. У меня есть братья и сестры, и я их очень люблю. А сестры может быть даже ваши ровесницы.
Мое смущение постепенно проходило.
— Вы не марселец? — спросила я.
— Вся моя семья, за исключением одного брата, живет теперь в Марселе.
— Я спросила лишь потому, что… потому, что у вас не марсельский выговор…
— Я корсиканец. Изгнанник с Корсики. Уже почти год, как я приехал во Францию с матерью, братьями и сестрами. Мы все вынуждены были покинуть Корсику, спасая свою жизнь.
Это звучало романтично!..
— Почему? — спросила я, затаив дыханье, так хотелось мне узнать подробности.
— Потому что мы патриоты, — ответил он.
— Разве Корсика не часть Италии? — осведомилась я, так как мое незнание географии было беспредельно.
— Господи, разве вы не знаете? Корсика уже 25 лет как вошла в состав Франции, и мы были воспитаны как французские граждане, как французские патриоты. Мы не примкнули к партии, которая хотела уступить наш остров Англии. Год назад английские военные корабли подошли к Корсике, и мы вынуждены были бежать, мама, я и мои братья и сестры.
Его голос звучал мрачно. Он был действительно героем романа. Затравленный, изгнанный, без родины.
— Есть ли у вас в Марселе кто-нибудь, кто мог бы помочь вам?
— Мой брат помогает. Он выхлопотал маме маленькую пенсию как беженке. Мой брат учился во Франции. Теперь он — генерал.
— О!.. — только и могла произнести я; нужно же было что-то сказать, когда мне мимоходом сообщают, что брат — генерал.
