– Ты слышь, Никон, отстань. Резану ведь косой – пополам, как стеблину, подрежу! – угрозно сказал Михайла.
– Сам слышал, ведь князь велел, дура! – попробовал уговорить приказчик.
– Велел – бери дома, меня не задорь! Отойди от греха! – строго сказал Михайла, и ноздри его шевельнулись.
Никонка вопросительно оглянулся на князя.
– А ну его к черту! Бери у других, – сдался Одоевский.
Приказчик шагнул к толпе, вслед за ним осмелились и остальные княжьи слуги.
– Не дава-ай! – неожиданно загремел Харитонов.
Никто никогда еще не слыхал от него такого неистового окрика.
– Не давай! – надтреснутым голосом крикнул за ним дед Гаврила.
– Не давай! – подхватили вокруг голоса крестьян.
– Пошли прочь, не то наполы всех посечем, окаянных! – вскричал без страха сухой, черномазый Пантюха, угрожающе поднимая косу.
Толпа зароптала с сочувствием. Косы зашевелились еще не очень решительно, но видно было, что никто из толпы не хочет сдаваться.
Холопы попятились к лошадям.
– Мятеж поднимаете, сукины дети?! Ну, погоди! Вот вам будет ужо! – пригрозился Федор. – По седлам! – решительно приказал он холопам и сам подхлестнул коня.
Десяток всадников пустился за господином, оставив крестьян толпою стоять в поле.
– Чего ж он над нами теперь сотворит? – опасливо спросил кто-то в толпе.
– А чего сотворить?! Вон нас сколько! – отозвался Пантюха. – Ишь, надумал неслыханно дело. Гляди – хле-еб! К Вознесеньеву дню с головой покроет... Коси-ить! Такую красу загубить...
– С боярщиной кончили, мир. Теперь за свое приниматься! – громко сказал дед Гаврила.
Пантюха первый взялся за вожжи и тронул свою лошаденку, круто сворачивая с дороги на яровой клин, откуда за несколько дней до того Одоевский разогнал пахарей. Десяток людей с сохами потянулись на свои недопаханные яровые полосы...
– Братцы! Покуда мы на боярщине были, у деда Гаврилы какие овсы поднялися! – выкрикнул кто-то.
– Дед Гаврила, овсы у тебя богаты! – крикнули в ухо старику.
Человек пятьдесят по пути остановились над узенькой дедовой полосой, покрывшейся свежей зеленой щетинкой.
– Ишь, лезут! – ласково говорили вокруг, словно любуясь детишками, которые на глазах подрастают...
– С косами едут! – звонко крикнул подросток Митенька, сын Христони.
Все оглянулись в сторону боярского дома. Освещенные утренним солнцем, верхами на лошадях возвращались холопы с блестящими косами на плечах, направляясь к озимому клину...
– Сами станут косить, – заговорили в толпе.
– Ни стыда в них, ни совести! Грех-то каков на себя принимают!
