А я дрожу и такие пустые и тревожные дни переживаю. Нет, они заполнены работой на сцене. Все-таки я продвигаюсь в роли, это я чувствую, но за общее состояние переживаю.
Параллельно где-то Сапожников пишет фонограммы музыкальных пьес, которые должны будут войти в фильм «Полчаса с В. Золотухиным», ругается с режиссерами, с музыкальным редактором.
12 февраля 1989 г. Воскресенье
За Любимовым я не записываю, не был я на худсовете, где решали вопросы репертуара. Господи! А то он без вас не знает, что ставить, к чему он больше готов и что быстрее. «Вот Филатов со Смеховым решат, что ставить, а мы сыграем» — так я шучу. Не был я и в Доме кино, не шибко был нужен. И правильно сделал, что не пошел — деньги зарабатывал на ул. Санникова, 40. Писарчуков за Любимовым навалом, и мое перо лишнее, да я и не могу ничего писать, когда готовлюсь к сражению. Отмечу: Любимов вспомнил свой приезд десятидневный и как бы оправдывался, один на один, разумеется, почему он так измывался надо мной одним, и как я вытерпел, выдержал этот публичный позор и издевательство, глумление. И как он благодарен, что я ему простил это и «отомстил» работой. «Да что там говорить, я знаю — когда ты трезвый, ты работаешь как лошадь». Я поставил во здравие его сегодня свечку, дай ему Бог здоровья и сил. Что теперь делать? Обиды мешают дело делать, а если мы не будем дело делать, кто его за нас с ним сделает. Так что, «Нина Шкатова, зови иностранца и давайте работать» — так я публично веду себя. И в шутке есть оправдание моего поведения. Хочется взять гитару и попеть, а — сильное несмыкание и боль в горле. Вот так!! Надо плакать, плакать, плакать. Чтоб хорошо играть, надо быть страшно несчастным человеком. Тогда рассказ о корове засветится радостью непредсказуемой, счастьем явного приобретения, видением реальнейшим. «А человек так жаден...» — это о Шацкой. Поговорил о каких-то кассетах и сердце заболело — как они портятся, как они возвращаются не в том качестве. Да не буду я у вас никогда ничего просить! Ой, Господи, аж слезы выступили, что же это за человек-то такой, ой-ей-ей-ей-ей... И кому это она говорит?! И о чем?
Злополучная страсть — это ведь не только водка, но и женщина?!
Я устал, я хочу посидеть дома, я никуда не хочу ехать, я хочу отдохнуть от людей, от машин, от общества. Дайте мне добежать эту дистанцию. Ведь тут в самом деле судьба моя решается — станет ли 23 февраля «для русской кисти первым днем»? Ведь мне перед покойным Володей стыдно будет, какие он слова говорил о Кузькине моем, как он хотел мне удачи, как он шел меня пьяненький целовать через всю сцену и упал на обратном пути. Боже мой! И как хочется в таком настроении услышать голос Ирбис: «ТЕБЯ ВЕДУТ МИЛОСЕРДНЫЕ И МУДРЫЕ РУКИ ГОСПОДНИ СКВОЗЬ УЖАС И ТЬМУ, И КОНЕЦ УЖЕ ВИДЕН ТВОЕЙ БЕДЕ».
