— И в ракетных войсках служили. И ведь жили на самой точке. Там такие дозы…
— Вы себя вините, а это ни к чему, — мягко возразила Инна Викторовна. — Вы-то что могли сделать? Женщина сама выбирает свою судьбу. Видимо, для нее было лучше, чтобы рядом с вами.
— Да. Вы знаете, Люся так и говорила: лишь бы вместе. Она любила за ягодами ходить в лес. А там леса были кругом. И вот остановилась однажды и говорит: «Володя, ты слышишь?» Стою и не пойму, о чем она. Ничего такого не слышу. А она говорит: «Птицы не поют». А птиц там и не было. Птицы, они, знаете, чувствуют, что для них вредно. Они давно из тех мест улетели. И вот теперь я думаю: почему Люся, а не я? За что ей?
Инна Викторовна не знала, что ответить. Собираясь на разговор с Верховцевым, она намеревалась сказать ему все как есть. Чтобы не питал напрасных иллюзий Чтобы готовился. То, что врач обязан сказать близким безнадежного больного. Но теперь видела, что он сам все понимает и просто нуждается в том, чтобы кто-то слушал его. А слушать скорее всего некому. То, что она приготовила для разговора с мужем Верховиевой, никуда не годилось.
— Вы знаете, сейчас вашей жене дают одно лекарство… Хорошее лекарство. Она почувствует себя лучше.
— Да? — Верховцев с надеждой посмотрел на Инну Викторовну.
— Да. И вы сможете с ней разговаривать.
— И гулять?
— Возможно. Но помните: ей нужна ваша поддержка. Вам ни в коем случае нельзя раскисать.
— Да, да, я понимаю. Скажите, — Верховцев дотронулся до руки Инны Викторовны, — а сколько у меня есть времени?
— Точно сказать не могу, — призналась Инна Викторовна. — Может, несколько месяцев, а может — чудеса все-таки случаются — и больше.
Инна Викторовна поднялась и направилась в сторону больницы. Верховцев тенью двинулся за ней.
— Но вам нужно подумать о себе, — продолжала Инна Викторовна. — Вам нужно хорошо питаться, хорошо спать.
— Со сном у меня проблемы, — признался Верховцев.
— Я выпишу вам успокоительный сбор. Но обещайте, что будете точно следовать моим рекомендациям.
Верховцев снова виновато улыбнулся. Инна Викторовна не была уверена, что жена Верховцева протянет больше месяца, но сказать ему правду не смогла. Она поймала себя на мысли, что видела много женщин, которые хлопотали вокруг тяжелобольных мужей, видела скорбь безутешных вдов и их прибитость хорем. И ее это не то чтобы совсем не трогало, а не слишком удивляло, что ли… А вот преданность Верховцева, его бесприютность, его беспомощность — задели ее. Разбередили душу.
