— Именно. Проще было бы не просто рискованно — это граничило бы с тупой мужичьей глупостью, глупостью базарной и оттого — уязвимой изначально! В нашем деле, как и во всяком другом, кондовая простота порой хуже воровства! Победит тот, кто разрушит стереотип; Маэстро был в этом мастер, непревзойденный мастер!
Так вот, подготовка киллеров из четырнадцати-пятнадцатилетних пацанок — это и есть разрушение стереотипа! Кто?! Кто из волкодавов, которых натаскивали годами, десятилетиями, заподозрит в отвязанной нимфетке смертельное оружие? Не так?
Глостер стоял неподвижно. Он был почти счастлив тем, что Лир больше не упоминал о его, Глостера, разговоре с Диком. И вот почему: Глостер, находясь вдали от Лира, забыл об этой странно-мистической способности старика внушать даже не страх — какой-то потусторонний трепет; он бы не смог противостоять этому страху и выложил бы все то, чего никогда и ни при каких обстаятельствах говорить не следовало. Глостер вспомнил, как определил Лира десять лет назад один полковник, тогда — командир подразделения, сейчас — догнивающий в безвестных лесах неопознанный остов, костяк… Он назвал Лира просто: ведьмак. Ну да: с этими своими превращениями, фиглярством, кривляниями он похож на жуткого вурдалака, волка-оборотня… Глостер почувствовал, как холодный пот насквозь пропитал сорочку и она горячей простыней липнет к спине… Он кинул беглый взгляд на Лира — и успокоился: тот заливался игривым курским соловьем, слушая только себя; по-видимому, другой слушатель, был необходим Лиру исключительно как повод.
— Ты помнишь, дорогуша Глостер, как сложно было найти тех девиц, которых мы и привлекли к работе? А как вытаскивали девок из зон для малолеток, существующих под эгидой фонда «Счастливое детство»?! Песня, а не кампания! И нам не нужны были человеческие отбросы! Нам не нужны были сломанные и сломленные!
Нам не нужны были опустившиеся и ожесточившиеся настолько, что убить человека для них — как спичку погасить! Ты помнишь, сколько времени я потратил, пока нашел человечка на роль Робин Гуда? Дескать, мы — тайный отряд борьбы с гадами, шкурами и подлецами?! И пацанки — поверили! Все поверили! Ибо идея всегда эффективнее материи, когда она, как выражался один великий душегуб, овладевает массами!
Лир по-волчьи оскалил искусственные белые клыки, откинулся в кресле.
Длинный монолог утомил его. Он снова склонился над листком бумаги, исчерченным свиными рылами, стилизованными фигурками обнаженных нимфеток, какими-то крючконосыми профилями; по краю лист был. обрамлен в виньетку из ножей, кинжалов, шпаг, сабель, палашей, ятаганов; сверху, нависая над всем рисунком, темнел прямоугольником готовый упасть топор гильотины. Лир подправил нечто в рисунке, склонив голову чуть набок, так, что зачесанная прядь жиденьких белесых волос заблестела от упавшего косо света, спросил, не поднимая головы, буднично:
