Глаза Дуна наполнились тоской. Он шагнул к сидящему в мягком кресле старику, встал на колени и обнял его.
— Прости меня, пожалуйста, — проговорил он. — Я понятия не имел, чего это будет тебе стоить. Даже не подозревал.
В ответ Герман лишь рассмеялся:
— Да ладно, в то пробуждение я ставок не делал. Так что денежки все целы и невредимы остались.
Но Дун лишь крепче прижал его к себе и повторил:
— Прости меня, дедушка.
— А, ерунда, проиграл так проиграл, — ответил Герман. — В конце концов, это ж всего лишь игра.
Он услышал, как щелкнул замок. Дверь скользнула в сторону, но он был слишком увлечен игрой. Порывшись в куче разбросанных по полу пластиковых кубиков, он вытащил оранжевый. Этот кубик определенно необходим, поскольку никуда не подходит, а значит, он не нарушит бесформенности и непонятности сооружения.
— Линк? — окликнул его далекий голос, какой-то странно знакомый, из всех голосов во Вселенной только этот мог заставить его удивленно обернуться. «Я же убил ее, — в недоумении подумал он. — Она мертва».
И все же он медленно повернулся. Перед ним как ни в чем не бывало стояла мать — голос обрел плоть, такую гибкую, такую соблазнительную (сорок пять? не может быть, чтобы ей было сорок пять!). Изысканная одежда и ужас в глазах.
— Линк! — снова позвала она.
— Здравствуй, мама, — глупо сказал он, голос его звучал глухо и протяжно. «Я говорю, как умственно отсталый. Нормальный человек ничего не поймет», — подумал он. Но повторять не стал. Он просто кивнул ей (падающий сверху свет отражался от ее светлых волос, создавая вокруг головы подобие нимба, ткань блузки натянута плавным изгибом грудей, нет, не обращай внимания на это, нельзя, думай о ней, как о матери, питай сыновьи чувства. Почему она жива? О Господи, может, то был сон, а сейчас я проснулся? Или ко мне явился ее дух?), и две слезинки сверкнули в уголках его глаз.
Все вокруг расплылось как в тумане, ему даже на миг показалось, что ее белокурые волосы вдруг потемнели, превращая мать в шатенку, тогда как она всегда была блондинкой…
Увидев эти слезы и позабыв о безумных искорках, танцующих в его глазах, мать на секунду, всего лишь на какую-то секунду протянула к нему руки, но потом опомнилась и уперла их в бока («Обрати внимание, — сказал себе Линк, — изгиб ее бедер и легкая выпуклость животика создает на ткани две косые линии, уходящие вниз»). Напустив на себя сердитый вид, будто бы обижаясь, она произнесла:
