В полотнах было кое-что и от Трив.
За обедом Берген с некоторым стыдом признался ей, что да, он и есть тот самый человек, который создал все эти города.
— Весьма впечатляюще, — кивнула она, ставя букетик полевых цветов в вазу.
— Моя жена ненавидит города, — сказал Дэл.
— Насколько я помню, ты от них тоже не в восторге.
Дэл было расхохотался, но потом вспомнил, что сначала неплохо бы проглотить то, что в данный момент находилось во рту:
— Берген, друг мой, я выше этих материй.
— Следовательно, — незамедлительно отреагировала Трив, — материи эти весьма прочны, раз способны выдерживать твой вес.
Дэл улыбнулся, снова облапил жену и сказал:
— Во время еды не смей даже заикаться насчет моего веса, Худющая. Это портит мне весь аппетит.
— Так, значит, ты изменил свое мнение насчет городов?
— Все города — мрачные, уродливые создания, — объяснил Дэл. — Я отношусь к ним как к огромным сточным канавам, которые убивают все в округе. Когда на планету, которая может вместить всего лишь пятнадцать миллионов населения, набивается пятнадцать миллиардов человек, надо же куда-то сливать отходы. Вот и начинаешь нагромождать металлические плиты друг на друга, и деревья постепенно вымирают. Под силу ли мне остановить прилив?
— Конечно, — кивнула Трив.
— Она безгранично верит в меня. Нет, Берген, я закончил войну с городами. Городские жители покупают мои картины и дают мне возможность жить в роскоши, писать изумительные полотна и спать с красавицей женой.
— Раз уж я такая красавица, почему ты еще не написал мой портрет?
— Не в моих силах установить во Вселенной справедливость, — продолжал Дэл. — Я всего лишь могу писать Кроув. Я пишу его таким, каким он был до своей гибели, до того, как его смердящий труп получил прозвище Капитолий. Эти картины просуществуют сотни лет. И люди, которые увидят их, надеюсь, скажут: «Вот как выглядит настоящий мир. Это тебе не коридоры из стали, пластика и искусственной древесины».
— Мы используем только натуральное дерево, — запротестовал Берген.
— Ничего, скоро перейдете на заменители, — пообещал Дэл. — Деревьев почти не осталось. А возить бревна с другой планеты не очень-то выгодно.
Вот тогда-то Берген и задал вопрос, который вертелся на языке все это время:
— Это правда, что тебе предлагали сомек?
— Они чуть силой меня туда не засунули. Только рулоном холста и отбился.
— Так, значит, ты и вправду отказался? — уточнил Берген, с трудом веря услышанному.
— Отказался. Даже не один, целых три раза отказывался. Они все угомониться не могли: «Десять лет под сомеком! Пятнадцать лет под сомеком!» А что мне с этого сна? Я не умею рисовать во сне.
