— Да, значит, так. Дэл, такое впечатление, будто мы расстались вчера. Для меня это действительно было вчера.
Как ты живешь?
Дэл указал на стены своей квартирки: на них было развешано сорок или пятьдесят всевозможных полотен и набросков. В течение следующих двадцати минут друзья толком не разговаривали, лишь изредка раздавались реплики типа «Вот это, мне вот это нравится» или «Как это у тебя получилось?». А затем Берген, немало потрясенный увиденным, опустился на пол (мебели в комнате не было), и началась беседа.
— Ну и как дела?
— Продается неважно. У меня пока что нет имени. Хотя все равно покупают. А недавно пришла хорошая весть: императорским указом все правительственные структуры должны быть перенесены на Кроув. Даже имя планеты собираются менять. На Капитолий. В общем, если все пойдет как надо, каждая занюханная планетка теперь будет вращаться вокруг Кроува — в политическом смысле, естественно. А это означает наплыв клиентов. Означает, что сюда повалят люди, разбирающиеся в искусстве, а всех вояк и торговых крыс, которые испокон веков держали в лапах эту планету, вышибут вон.
— А ты научился говорить цветистыми фразами с тех пор, как мы в последний раз виделись.
— Я почувствовал свободу.
— Я привез тебе подарок. — Берген вручил ему официальный документ, освобождающий от условий контракта.
Дэл прочитал его, расхохотался, перечитал еще раз и вдруг заплакал.
— Берген, — проговорил он, — ты понятия не имеешь…
Ты даже представить себе не можешь, как трудно было.
— Догадываюсь.
— Я не мог сдать экзамен. Один Господь ведает, как я вообще выжил. Но теперь…
— И еще, — сказал Берген. — Экзамен стоит три тысячи. Вот, я принес их тебе.
И он отдал деньги другу.
Дэл подержал их несколько секунд, а затем отдал обратно.
— Стало быть, твой отец умер…
— Да, — кивнул Берген.
— Мне очень жаль. Это, наверное, было большим потрясением для тебя.
— А ты разве не знал?
— Я не читаю газет. Радио у меня нету. А мои чеки ни разу не возвращались.
— Контракт есть контракт, так посчитали управляющие.
Сам вспомни, за так мой отец никогда не освобождал от контрактов.
И они хмуро усмехнулись, вспомнив человека, которого Дэл в последний раз видел три года назад, а Берген — всего лишь вчера.
— А твоя мать?
— Эта сучка погорела на собственных грехах, — ответил Берген, и на этот раз что-то дрогнуло в его голосе.
Дэл коснулся его руки.
— Мне жаль, — произнес он.
И теперь настал черед Бергена разрыдаться.
— Слава Богу, ты все еще мой друг, — наконец проговорил он.
