Раиса Максимовна смотрела на Горбачева с болью, свойственной матерям, которые вдруг перестают понимать своих взрослых детей.
— Тебе не кажется, Миша, если у нас не получилось до сих пор, это не получится уже никогда?
Горбачев поднял глаза:
— Ты о чем?
— У нас начался путь на Голгофу, Миша. У нас с тобой.
— А мне наплевать, — махнул рукой Горбачев, — раньше надо было уходить, раньше! Помнишь, что ты тогда говорила? А сейчас — стоять до конца, стоять, хотя скольжение будет, это факт.
Горбачев вдруг сощурился и улыбнулся:
— Я упрямый хлопец, ты ж знаешь…
Стало грустно.
— Да, конечно. Нельзя останавливаться, Миша, не то время. Помнишь, Мераб говорил: есть смерть и есть — мертвая смерть.
— Мераб, да…
(В Московском университете однокурсником Горбачева был один из величайших философов второй половины XX века Мераб Константинович Мамардашвили. В общежитии МГУ Мамардашвили и Горбачев пять лет жили в одной комнате, что, впрочем, не помешало Михаилу Сергеевичу забыть великого грузина в годы его опалы.)
— Мераб… как он, ты не знаешь?
— Он умер, Миша, — сказала Раиса Максимовна.
— Как умер?! Когда? Где?
— Еще зимой. Прямо во Внуково, от инфаркта. Мераб говорил: если мой народ выберет Гамсахурдиа, я буду против моего народа… Он летел из Америки домой, через Внуково, грузины узнали его, кричали: «Да здравствует Гамсахурдиа!», плевали Мерабу в лицо, загородили трап…
— Да… — Горбачев задумчиво жевал листики салата. — Да…
— Ты правильно решил: нельзя уходить. Иначе бесславие, — твердо сказала она.
— Хорошо, что напомнила о Мерабе, я о нем открыто буду говорить…
Они смотрели друг другу в глаза, и было слышно, как здесь, в столовой, идут большие настенные часы. Раиса Максимовна кивнула на бутылку вина:
— Ухаживай, Президент! Я пью за человека, который принес в мир добро.
— Давай!
Красивая рюмка и красивый бокал звонко стукнулись друг о друга.
— Рыбу будешь?
— Не сегодня.
— Михаил Сергеевич, рыба — это фосфор.
— Знаешь что? Я остаюсь с тобой. Здесь!
— Ты не выспишься.
— Встань! Встань, встань… Подойди ко мне. Не бойся, никто не войдет! Слушай, здесь действительно холодно или мне так кажется?..
— Я соскучилась, — улыбнулась она, — я просто люблю тебя, Миша, я просто тебя люблю…
— Скажи, это трудно — любить меня?
— Трудно?
— Да.
Раиса Максимовна вдруг резко вскинула голову.
— Хватит играть в кругу близких! — властно сказала она. — Такому дураку, как Ельцин, может проиграть только дурак!
