По тому, как сильно задрожал ее голос, лорд Лок догадался, что девушка очень испугана. Однако его ни в коей мере не удивила реакция сэра Роберта.
— Так вот откуда ветер дует! — воскликнул тот. — Ради того, чтобы не выходить замуж за своих кузенов, ты готова принимать ухаживания какого-то неоперившегося юнца!
— Ты несправедлив, дедушка! — обиделась Гита. — Едва ли лорда Лока, со всеми его регалиями, можно назвать неоперившимся юнцом!
Сэр Роберт промолчал, и девушка поняла, что ему стало стыдно за свои слова.
Наконец, словно пытаясь убедить в чем-то самого себя, старик пробурчал:
— Поступай как знаешь. Но я не желаю, чтобы о вашей помолвке стало известно до того, как я узнаю Лока получше. Я хочу убедиться, что он не подкупает меня лесом, который и так давно принадлежит мне.
— Осмелюсь вам напомнить, сэр, — вмешался лорд Лок, — что, если мы с Гитой поженимся, наши поместья объединятся и превратятся в крупнейшее впадение графства. Гита знала, что для сэра Роберта это веский аргумент.
— Что ж, выходит, тайная помолвка! — стараясь скрыть свое удовлетворение, объявил старик. — Никому ни слова! Поняли? Ни единого слова! Я хочу узнать о вас, молодой человек, побольше, прежде чем «Газетт» примется смаковать подробности и распространять сплетни. Надеюсь, вы не разочаруете меня.
Лорд Лок собрался было что-то сказать, но сэр Роберт внезапно визгливо вскрикнул:
— Я устал! Мне пора спать. Где Добсон?
Дверь библиотеки мгновенно открылась, и Гита поняла, что камердинер деда, как обычно, подслушивал.
— Я здесь, сэр Роберт, — заспешив к хозяину, объявил Добсон. — Вам уже давно пора спать.
— Да знаю я, болван! — оборвал его старик. — Я только что сказал об этом! Отвези меня наверх!
Гита наклонилась и поцеловала деда в щеку.
— Спокойной ночи, дедушка. Спасибо тебе за доброту. Мы с лордом Локом все сделаем так, как ты предложил.
— Да уж постарайтесь, — на ходу проворчал сэр Роберт, — иначе я быстро пресеку ваше нежное воркование! И ты выйдешь за того, кого выберу я!
Добсон выкатил кресло из библиотеки и повез своего хозяина, продолжавшего что-то сердито бормотать себе под нос, по коридору.
Когда голос деда стих, у Гиты подогнулись колени, и она рухнула в кресло.
— Простите, — прошептала она.
— Он всегда такой сердитый?
— Сердитый?! — переспросила девушка. — Да сегодня он был любезен как никогда. Обычно он совсем другой. — Она грустно вздохнула. — Он читает нотации, кричит и отчитывает всех за то, чего никто не совершал.
