Месть за оскорбление приняла характер вендетты, направленной против Джеральда Лэнга и имевшей многочисленные последствия.
Во-первых, вступив в брак с Клементиной, Джеральд обнаружил, что не может более посещать Францию без того, чтобы не быть задержанным по какому-либо вздорному обвинению.
Поначалу ему казалось странным, что простого путешественника могут постоянно препровождать для допроса в ближайшую жандармерию.
Однако он скоро понял, кто стоит за происходящими совпадениями, и неотвратимое преследование не позволяло более ему с женой посещать Париж.
Но похожие мелкие оскорбления приходилось испытывать и в Лондоне: французский посол явно получил от герцога соответствующие указания.
Поэтому было весьма кстати, что Джеральд Лэнг не принадлежал к тем, кто стремился блистать в свете, и вполне довольствовался ролью сельского джентльмена, обществом своей жены и детей, а также — когда представлялась возможность — верховой ездой.
К счастью, он был великолепным наездником, а потому больше ездил на чужих лошадях, чем на собственных.
Сквайры, соседствовавшие с Лэнгами, симпатизировали им и часто предоставляли отцу и сыну своих лошадей для участия в скачках, стипль-чезе5, кроссе и выездной охоте.
Они никогда бы не отказали и красавице Канеде, однако последние годы она обходилась собственным конем, которого любила больше всех на свете.
Так что Гарри, сделавшись владельцем имения, немедленно прибавил к нему первоклассную конюшню; возможность выезжать на собственных лошадях была для него верхом блаженства.
А открыв двери дома Лэнгстонов на Гросвенор-сквер6, брат и сестра стали пользоваться неизменным успехом.
Соблюдая приличия, они шесть месяцев выдерживали траур по покойному дяде и лишь потом вихрем ворвались в свет.
Внешность и обаяние Гарри — вкупе с титулом — открывали перед ним любые двери; Канеда пользовалась успехом иного рода, но не меньшим.
Если Гарри внешностью и манерами напоминал своих предков-англичан, то невысокая Канеда была похожа на мать.
По ее темным волосам пробегали таинственные синие огоньки, а огромные глаза в обрамлении длинных темных ресниц притягивали к себе как магнит.
На этом французские черты кончались: голубые, как у брата, глаза, сочетаясь с темными волосами, делали ее очаровательное лицо еще прекраснее. И любой мужчина, раз поглядев на нее, уже не находил спасения.
— Гарри, это немыслимо! — выпалила Канеда вскоре после их появления в Лондоне. — Только сегодня вечером мне сделали три предложения!
