— Предоставьте это мне. Дэшфорд тщеславен, возомнил себя покорителем женских сердец, и ему трудно вообразить, что женщина может отвергнуть его притязания.
— Это ужасный человек! — вскричала Мариста. — Даже не представляю, как оградить мой дом от его посещений… Разве только все время держать дверь на запоре.
— Я обещал позаботиться о вашей безопасности, — произнес граф с неколебимой уверенностью, — и хотя бы в этом вы можете довериться мне, Мариста.
Девушка вспомнила, что он всегда добивается того, чего хочет, и взгляд ее просветлел.
— Я доверяю вам, — молвила она, — но прошу вас.., пожалуйста.., я не хочу больше видеть его никогда!
— — Вы его не увидите, — успокоил ее граф. — А теперь я предлагаю поговорить о чем-нибудь более приятном. Я нахожу этот дом весьма симпатичным.
— Это.., елизаветинская архитектура, — робко заметила Мариста.
— Я вижу, — кивнул граф. — И хотя он не столь внушителен, как замок, в нем, безусловно, есть обаяние.
Граф обвел взглядом комнату, и Мариста словно его глазами увидела, как бедно выглядят стены без картин, которыми украшены стены в замке.
Ковер потерт, шторы, насчитывающие уже много лет, выцвели по бокам.
Вся мебель раньше принадлежала леди Рокбурн и не была унаследована сэром Ричардом от его предков.
Все, что имело хоть какую-то ценность, как, например, инкрустированный секретер, комод или зеркала в позолоченных рамах, которые мать привезла из родительского дома, давно было продано, чтобы возместить долги сэра Ричарда.
Мариста была уверена, в эту минуту граф думает о том, какой у них дурной вкус, забыв, что им пришлось оставить ему все свое имущество, и вновь почувствовала растущую ненависть к нему. Однако она явно недооценила его, так как он, словно прочтя ее мысли, промолвил:
— Вы говорили, ваш отец был спортсмен, но я вижу, он к тому же был весьма благороден, ибо честно оставил мне все, чем владел, и не предпринял попытки утаите что-нибудь для себя.
Это было так неожиданно, что Мариста едва не расплакалась.
— Как, жаль, что папенька не слышит вас в эту минуту! — воскликнула она. — Даже маменька считала, что он слишком честен — он не позволил нам взять хотя бы одну или две самые любимые картины… или еще что-нибудь из того, что, по его мнений, теперь принадлежит вам.
Граф ничего не ответил, и Мариста, помолчав, прибавила:
— Один из тех джентльменов, которым вы представили меня вчера вечером, сказал, что несколько картин, которые висят в коридорах, представляют немалую ценность.
