Леди Элвинстон позвонила в колокольчик, который лежал на столике возле кровати.
Дверь почти мгновенно отворилась, и вошла горничная, длиннолицая пожилая женщина.
— Доукинс, приехала мисс Бертилла, — сказала леди Элвинстон. — Конечно же, явилась не в тот день. Но это дает вам два дня, чтобы помочь ей купить необходимое.
— Я сделаю все, что от меня зависит, миледи, — ответила Доукинс, — но вашей милости известно не хуже, чем мне, что в это время года мы не купим в магазинах летних платьев.
— Постарайтесь сделать все, что можно, и не тратьте слишком много.
Тон у леди Элвинстон был самый решительный; она снова взялась за письма, и Бертилла поняла, что должна удалиться.
Она вышла из комнаты и направилась было в маленькую спальню, где жила раньше, но обнаружила, что комната заставлена платяными шкафами матери.
Не без труда ей удалось выяснить, что спать ей придется в комнатке на верхнем этаже, по соседству со служанками.
Это огорчило ее не больше, чем свидание с матерью: чего, собственно, еще она могла ожидать?
Она всегда знала, что мать ее не любит, что ей неприятно само существование дочери.
Бертилла в горьком раздумье присела на кровать. Разумеется, следовало ожидать, что с ней поступят именно так — отошлют куда-нибудь в глушь.
Она была бы попросту глупа — а глупой она вовсе не была, — если бы не понимала, что после смерти отца стала не более чем обузой.
Каникулы она проводила у тети в Бате, и мать никогда не писала ей в школу.
Новую одежду ей не присылали до тех пор, пока начальница школы не отправляла леди Элвинстон написанное в самых твердых выражениях письмо с перечнем необходимой для Бертиллы одежды и нужных учебников.
Мать не могла найти более отдаленного места и избавиться от нее более решительно, нежели она это сделала теперь, подумала Бертилла.
Она помнила тетю Агату как жесткую, суровую на вид женщину, которую отец сильно не жаловал и которая вечно запугивала свою младшую сестру Маргарет еще тогда, когда обе были девочками.
Тетя Маргарет однажды рассказывала Бертилле, что в ранней молодости у нее был шанс выйти замуж, но Агата этому воспрепятствовала и добилась своего. «Она считала меня недопустимо легкомысленной, — со слабой улыбкой говорила тетя Маргарет. — Агата презирает мирские радости и мирские мысли. Она вечно молилась и прямо-таки зверем на меня набрасывалась, когда мне хотелось потанцевать».
Бертилла вздрогнула при этом воспоминании.
Каково ей будет жить с такой тетушкой?
