Марина слушала его буквально открыв рот.
Потом, когда Уинстон рассказывал ей, как дед ездил по всей стране, отыскивая подходящую обстановку, картины и фрагменты статуй — он хотел украсить ими не только дом, но и весь сад, — она, внезапно пораженная, воскликнула:
— Но ведь это, наверное, очень дорого!
Ее слова сразу остановили словесный поток Уинстона — будто кто-то резко захлопнул перед ним дверь.
Так, значит, она думает о деньгах!
Увлекшись такой интересной для него темой, он невольно выдал тот бесспорный факт, что для его семьи и ее интересов цена особой роли не играет.
Харви наверняка поднял бы его на смех за такую глупость, и, чувствуя, что должен как-то оправдаться перед братом и сгладить впечатление, произведенное на Марину, Уинстон ответил:
— Труд в Италии всегда был очень дешев. Сейчас это, безусловно, стоило бы гораздо дороже.
— Да-да, конечно, — согласилась Марина. — Я вот думаю, какое счастье, что ваш дедушка смог разыскать и купить так много древних сокровищ — ведь они были бы потеряны или просто уничтожены, мало кто может по-настоящему оценить их истинное значение.
На губах Уинстона появилась циничная улыбка, когда он произнес:
— Но мы-то знаем им цену — этот дом и все угодья будут поделены между всеми членами нашего семейства.
Но говоря это, он заметил, что Марина не обратила на его последнюю фразу никакого внимания, думая о чем-то своем.
— Я всегда хотела, чтобы у меня был хотя бы кусочек какой-нибудь греческой скульптуры, — мечтательно сказала она. — Однажды в витрине какого-то магазина в Лондоне я увидела мраморную ступню — она точно была от настоящей греческой статуи — но цена… Для меня это было слишком дорого.
— Может быть, мы подыщем для вас что-нибудь интересное, пока вы здесь? — предложил Уинстон. — В дальних деревнях и в бедных кварталах Неаполя еще можно встретить старые вещи, а их владельцы даже не подозревают, какие это ценности.
Ему показалось, что серые глаза Марины вмиг оживились, но она тут же ответила каким-то странным голосом:
— Теперь уже… слишком поздно…
После ужина они, увлекшись, проговорили почти до полуночи, и только звон часов спустил Марину с небес на землю, и она с ужасом подумала, что, кажется, ведет себя слишком эгоистично.
— Вы, наверное, так устали, — испуганно произнесла она. — Столько дней в дороге… Я давно должна была предложить вам пораньше разойтись на покой.
Уинстон не ответил. Он устал не столько от дороги, сколько от тех двух ночей, которые так весело провел в Париже.
