Обвинение было неслыханным, и герцогиня-мать даже затаила дыхание, а Тина нервно посмотрела на брата, ведущего столь отчаянные речи.
— Плох тот мастер, что сетует на свои инструменты, — язвительно изрек эрцгерцог.
— Вот если бы вы позволили мне отправиться в университет… — начал Кендрик, но это был старый спор, и эрцгерцог остановил сына:
— Ты пойдешь в армию. И это совершенно естественно, учитывая тот факт, что, заняв мое место, тебе придется командовать нашими войсками. И, видит Бог, полезней дисциплины для тебя не может быть ничего!
Повисло неловкое молчание, и было видно, что принц едва сдерживает горькие слова, уже рвущиеся с его губ. Отец с сыном непримиримо смотрели друг на друга, и потому эрцгерцогиня сочла за лучшее все-таки вмешаться:
— Лучше расскажи детям о своих планах, Леопольд. Ведь разговор, собственно говоря, был затеян для этого.
Эрцгерцог, казалось, внял словам супруги и уже спокойней продолжил:
— Мы с вашей матерью обсудили все очень подробно, и, увы. Тина, твои успехи не лучше, чем у брата, особенно в немецком.
— Но немецкая грамматика очень трудна, папа, и к тому же герр Вапьдшутц, как говорит Кендрик, большая зануда. А объясняет все так медленно, что впору заснуть, честное слово!
— Хорошо, я принимаю это к сведению и поэтому… Поэтому мы решили отправить вас обоих в Эттинген.
— В Эттинген, папа? — в удивлении воскликнула Тина.
— Будет вполне разумно, чтобы Кендрик потренировался в немецком перед тем, как он отправится в Дюссельдорф, — пояснил эрцгерцог.
У принца даже перехватило дыхание, но взяв себя в руки, он поинтересовался:
— Почему я должен отправляться в Дюссельдорф и зачем?
— Именно об этом я и хотел поговорить. Дело в том, что это — предложение нашего зятя и, я считаю, блестящее. А заключается оно в том, чтобы ты провел около года в дюссельдорфских казармах и, таким образом, получил ту превосходную выучку, которая так отличает офицеров прусской армии.
— Провести год с этими кровожадными чудовищами! — воскликнул принц. — Да это хуже, чем пройти все круги ада.
— Но крайне для тебя полезно, а потому ты туда отправишься без всяких возражений, — сухо подытожил эрцгерцог.
— Но я отказываюсь! Решительно отказываюсь! — повысил голос Кендрик. Впрочем, кроме возмущения, в голосе этом уже зазвучали и нотки отчаяния.
— Что же касается тебя. Тина, — обратился эрцгерцог к дочери, — то, поскольку вы столь неразлучны, ты поедешь в Эттинген вместе с Кендриком и попытаешься улучшить там свой немецкий. Ну а потом, когда он будет уже в Дюссельдорфе, мы с матерью намереваемся выдать тебя замуж.
