Потом он криво усмехнулся, сравнив цоканье конских копыт по гудронному покрытию шоссе с фырканьем верблюдов и грубой манерой арабских слуг откашливаться, прежде чем харкнуть и сплюнуть.
Все это подсказало ему некое образное заключение: теперь он может облачиться в шелк после долгого ношения одежды из мешковины.
Он перешел через мост, чтобы взглянуть на собор Парижской Богоматери, под которым серебрились воды Сены.
Уоррен вспомнил, как, впервые приехав в Париж совсем еще молодым, снял номер в гостинице на левом берегу, потому что там все стоило гораздо дешевле.
Когда он вышел из отеля и направился к Сене, он прежде всего увидел этот древний собор, показавшийся ему удивительно романтичным.
Он положил локти на холодные камни парапета, идущего вдоль берега великой реки, и наблюдал, как баржа с красными и зелеными огнями, отражавшимися в воде, неторопливо движется мимо него по течению.
Неожиданно он заметил что-то на тропе пониже парапета, проложенной некогда для лошадей, которые тащили бечевой баржи, следовавшие через Париж к месту назначения.
Затем обозначился четкий силуэт девушки, по-видимому, очень молодой; она шла у самой кромки воды, вглядываясь в нее.
Как ни странно, на ней не было ни шляпы, ни шали, и лунный свет придавал ее волосам платиновый оттенок.
Уоррен следил за ней, продолжая думать о своем, однако заметил: она движется с такой грацией, что кажется идущей скорее по воде, чем по земле, и талия у нее очень тонкая.
Войдя в тень, отбрасываемую мостом, она остановилась и в каком-то необычном оцепенении долго смотрела на воду.
Почти бессознательно, благодаря лишь интуиции человека, привыкшего жить среди опасностей и способного предвидеть их заранее, Уоррен понял, как если бы ему явился голос свыше: она выбирает миг, чтобы решиться.
Не раздумывая, не помня о том, что не желает ни во что вмешиваться, Уоррен устремился к просвету в парапете, находившемуся рядом с мостом, откуда вниз к тропе вели каменные ступени.
Они заканчивались в нескольких футах от того места, где стояла девушка.
Бесшумно двигаясь в вечерних ботинках на мягкой подошве, Уоррен оказался рядом с ней.
Погруженная в свои мысли, она не замечала его присутствия, пока он не произнес тихим голосом, чтобы не испугать ее:
— Faites attention. Mademoiselle! Id la Seine est dangerese2.
Он смотрел на нее, когда говорил, и заметил, как она напряглась, словно натянутая тетива.
Потом она с огромным трудом выдавила:
— Идите… прочь! Оставьте меня… в покое!
