Я понимаю, тебя крайне огорчит, что Реймонд три дня назад упал с лошади во время скачки и, как я только что узнала, умер сегодня утром от полученных травм.
Это случилось, насколько мне известно, во время полуночной бешеной гонки с препятствиями, в которой он принял участие, будучи в гостях у друга; я думаю, все участники соревнования перед тем основательно пообедали и, вероятно, слишком много выпили.
Теперь бедный Реймонд мертв, и доктор Грегори, который пришел сообщить мне это, также принес скорбную весть, что у твоего дяди Артура был сердечный приступ.
Он уже несколько месяцев чувствовал себя неважно по причине избыточного веса.
В довершение ко всему несчастный случай с Реймондом его и вовсе подкосил.
Он в коме, хотя все еще жив, и доктор Грегори со всей откровенностью сказал, что у него мало шансов на выздоровление.
Поэтому ты понимаешь, дорогой Уоррен, какая возникла необходимость в твоем присутствии здесь, и мне остается лишь возносить молитвы, чтобы ты получил это письмо как можно скорее. Пожалуйста, извести меня телеграммой по его получении.
Мне очень жаль, что твое возвращение домой будет омрачено такими печальными новостями и чувством утраты, которое нам обоим предстоит испытать.
В то же время я знаю, ты с честью примешь на себя переходящие к тебе обязанности и будешь исполнять их добросовестно, с достоинством и сострадательностью, что было столь характерно для твоего отца.
Бог да благословит тебя, мой милый сын, я с нетерпением жду вести от тебя.
Твоя преданная и любящая мать,
Элизабет Вуд.
Если письмо Магнолии повергло его в шок, то от письма матери у него перехватило дыхание.
Невозможно было поверить, что кузен Реймонд, такой молодой и жизнерадостный, умер, а дядя скорее всего не выживет.
Он понимал, что вследствие этого вся его жизнь изменится, но в то же время отказывался верить сообщению матери.
Даже в самых смелых мечтах он никогда не видел себя маркизом Баквудом.
Точно так же Уоррен знал, что его отцу не Приходило в голову, будто он может стать наследником своего брата.
Лорд Джон не питал честолюбивых надежд такого рода, и вообще в его душе не было места даже для унции зависти.
«Никто не может быть лучшим главой рода, чем Артур», — часто говаривал он.
Когда он заболел и перенес очень серьезную операцию, зная, что после нее ему не суждено оправиться, он сказал сыну: «Заботься о матери и помогай Артуру, чем только можешь. Я знаю, он рассчитывает на тебя».
«Да, конечно, папа».
