— Нам нужно вам кое-что рассказать.
— Чтобы нам никто не мешал, — сказал Джекко.
— Я тоже нужна? — спросила мама.
— Конечно, — ответил Джекко.
— Что-нибудь случилось? — спросил с беспокойством отец. — Пойдемте ко мне в кабинет.
Там мы вкратце рассказали им о происшедшем в ту ночь: как сожгли кота, как толпа двинулась в лес. Я не упоминала Рольфа.
— О, Боже! — воскликнула мама. — Они дикари!
— Что было дальше? — спросил отец, хмуро глядя на нас.
— Когда они потащили мамашу Джинни к реке, — продолжал Джекко, — мальчик выбежал из хижины.
— Его никто не видел, кроме нас, — добавила я.
— Он прятался недалеко от нас, — рассказывал Джекко. — Они бросили на крышу факелы, а она вошла в пламя. Я посадил его к себе на лошадь и увез. Нам удалось ускользнуть.
— Молодец Ты правильно поступил. А что случилось с мальчиком дальше?
— Мы прячем его в «Собачьем доме».
— Я взяла для него еды из кладовки, — добавила я.
Отец обнял нас обоих за плечи, а в глазах матери стояли слезы, когда она смотрела на нас.
— Я горжусь вами, — сказал отец. — А сейчас выведем мальчика.
Я в страхе посмотрела на него:
— Ты не представляешь, какими могут быть люди!
Они были безумны, злы, жестоки. Они могут навредить Дигори.
— Они не посмеют, потому что знают, что придется иметь дело со мной.
— Что будет с Дигори? — спросила я.
— Он будет жить и работать у нас, под моей опекой.
У меня словно гора с плеч свалилась. Я еще раз уверилась, что мой отец всегда знает, что предпринять.
Мы сразу же отправились к «Собачьему дому». При виде моего отца Дигори рванулся, словно пытался бежать, но Джекко удержал его и сказал:
— Все в порядке. Это свои.
Я видела, как уголки губ отца приподнялись в улыбке, и он сказал удивительно ласковым голосом:
— Он говорит правду, мой мальчик. Ты будешь жить у нас, а я забочусь о людях, которые живут под моей крышей.
Дигори молчал. Он как будто ожил с тех пор, как мы привезли его сюда, но глаза Дигори все еще выражали отчаяние. Он с подозрением относился ко всякому, за исключением меня и Джекко. Я знала, что однажды ночью он пошел в лес на пепелище, и могла представить себе его чувства при виде этого зрелища.
Если и меня изменила эта ночь, тем более, она не могла не затронуть его душу.
Он утратил всю свою задиристую браваду, желание продемонстрировать, что он лучше других. Сейчас в нем было какое-то смирение, ощущение жизненной трагедии, но я также знала, что в нем живет обида.
Отец сказал:
— Прежде всего мы решим, где ты будешь спать.
