Толбот медленно, с большой осторожностью опустился на стул. На лбу его выступил пот.
– Боже милостивый, – тихо вымолвил он, словно читал молитву. – Только подумать, что они где-то в городе, а мы не имеем понятия…
– Ох, чепуха! – отмахнулся Банколен. – Я знаю, где они.
– Вы… знаете?
– Конечно.
– И сидите, как мумия, черт побери!… – Толбот, с надувшимися на лбу венами, спохватился, сдержался, пробормотал: – Прошу прощения, сэр, – сглотнул душивший его комок в горле. – Тем не менее…
Банколен, не моргнув даже глазом, сидел, косясь на Толбота долгим сверкающим непроницаемым взглядом, облокотясь на ручку кресла, касаясь пальцами виска. Деловито тикали часы на каминной полке, как будто падали капли в фонтан…
– Инспектор, – задумчиво спросил Банколен после длинной паузы, – вы любили Бронсона, правда?
– Его… все любили, сэр.
– И когда пойдете в Олд-Бейли[22] давать показания против его убийцы, пожелаете обязательно отправить его на виселицу, не так ли?
– Конечно.
– Да! – Банколен слегка шевельнул рукой, пожал плечами. – Для меня это значения не имеет. Если хотите, кликните свой летучий отряд, и я вас мгновенно, – он прищелкнул пальцами, – доставлю на Гиблую улицу… Но в таком случае, инспектор, вам никогда не поймать Джека Кетча. Больше того – узнав, кто он такой, вы никогда не сумеете обвинить его. Понимаете, он не причиняет вреда людям, способным свидетельствовать против него. Он расправился только с негром и с Бронсоном. Увы, здесь в моем распоряжении нет лабораторий Сюрте, поэтому я не могу предъявить ему обвинение в их убийстве. – Детектив помолчал. – Думаю, еще несколько часов жизнь аль-Мулька и женщины в полной безопасности. Нынче вечером, как сообщил нам Джек Кетч, наступает десятая годовщина с момента той старой дуэли. В тот же самый момент, до минуты, не раньше, он затянет петлю. На кон поставлена жизнь трех человек.
– Трех?
– Вы все еще не поняли, Толбот, – фыркнул француз. – Трех. Будет еще одна жертва.
Помолчав, Толбот откинулся на спинку кресла, вытащил свой блокнот.
– Минуту назад вы сказали, что собираетесь кое-что прояснить. Что ж, я слушаю…
– Хорошо, – кивнул Банколен, хмурясь на каминную полку. – Пожалуй, никогда еще у меня не было дела, каждая деталь которого с такой точностью вписывается в общую картину. Ни одна не уводит нас в сторону. Они попросту предстают перед нами, порождая разные личные мнения, которые каждый тоже пытается вписать в картину. В результате возникает кошмар.
