Маленький инспектор, сильно разозлившись, стараясь сдержаться, выпятил квадратную смуглую челюсть и резкими шагами направился к Грэффину.
– Да, это мистер Банколен, – отрывисто объявил он. – А вы кого ожидали увидеть? Клянусь богом, я это выясню!
Грэффин высокомерно взглянул на него, сморщив длинный нос:
– Нервы… мой дорогой друг. Видите, очень печально. Нервы… – и, трясясь, сел на круглый стул у рояля.
Толбот взглянул на Банколена, как бы презрительно говоря: «Он врет, но что я могу поделать?» Может быть, думал я, в добром, вышедшем из моды устрашении третьей степени есть свои достоинства. Тем временем Банколен задул свечу за дверью, небрежно поставил на столбик перил. Грэффин уже разглядел силуэт сэра Джона, облизнулся, словно хотел что-то сказать, но тут открылась дверь спальни, и явился Жуайе.
Лейтенант все больше волновался.
– Привет! Э-э-э… Жуайе, ты вернулся? А я тебя не ждал… Думал, ты в Париже…
Жуайе воинственно отвечал по-английски:
– Вернулься. Это тебя удивляет?
– Скажите, месье Грэффин, – вмешался Банколен, взяв папку со стола, – кто-нибудь на вашей памяти пользовался этой лестницей?
Грэффин скривил губы и начал икать, содрогаясь всем телом.
– Вы насчет посылок Джека Кетча? – уточнил он, хитро поглядывая на Жуайе совиными глазами. – Точно не могу сказать. Может быть, он скажет. Взял за обыкновение запирать меня в комнате на ночь.
– Суккин сын! – взревел Жуайе, лицо которого приобрело цвет кипящей лавы. – Суккин сын! Я запираль его в комнате потому, што он напивалься, в любой момент мог устроить скандаль, и с ним ничего нельзя было поделать. Напивалься и…
– Неужели? Ну, – слишком лениво пробормотал Грэффин, – не стану оспаривать утверждения слуги…
– Суккин сын! – опять завопил Жуайе. – Я тебе сейшас в морду дам!
– Тихо! – приказал Банколен, схватив Жуайе за руку, быстро что-то сказал разгорячившемуся французу, который с апоплексической силой отряхивал полы пиджака. Убийственные фразы кипели под его усами.
– Какая вуль-гарность! – икнул Грэффин, вперив блуждающий взгляд в угол каминной полки. – В любом случае я ночью слышал здесь голоса…
– Голоса?
– Голоса, – подтвердил кивком Грэффин. – Ну, джентльмены, теперь я все сказал.
Отвернулся с достоинством и, ничего не слыша, заиграл на рояле отрывки из «Аиды». Пальцы его были быстрые, гибкие, с великолепным туше. Когда Толбот попробовал его остановить, он заявил, что командует парадом и не потерпит нарушения субординации в египетской армии. Так мы его и оставили под торжественный грохот великого марша, который преследовал нас в коридоре.
