Довольный этой мыслью, встал и поплелся к роялю, с надеждой оглядываясь через плечо. Спектакль начинал меня несколько раздражать.
– Я сыграю. Что желаете? Все, что угодно. Что хотите услышать?
– На ваше усмотрение. Еще выпейте.
– Правильно! Чуточку… чуточку выпью.
Он, шатаясь, вернулся к столу, потом снова пошел к инструменту. Сел, сгорбился, какое-то время сидел неподвижно… И вот загремели аккорды.
Меня охватил восторженный трепет. Грэффин не утратил чудесного, изумительного туше, словно в этой трясущейся развалине только руки сохранили жизнь. Пальцы быстрые, уверенные, вдохновенные. Он играл Шопена с изысканным безумием и тоской обреченного. Слева от него мерцал на свету расписной саркофаг, над ним в туманную высоту тянулись зеленые занавеси. Глупо дергался лысый затылок… Он играл долго, но страсть и нежность внезапно улетучились. Грэффин словно забыл обо всем. С сопением оглянулся, уставился в пол.
Тук-тук… Тук-тук-тук…
Он поднял голову, и я громко сказал:
– Великолепно! Сыграйте еще. Сыграйте… – почти крикнул я.
Тук, тук-тук, тук…
Грэффин встал на ноги, потащился к столу. Он теперь несколько успокоился, хотя чувствовалось, что дошел до предела, как бы съеживаясь у меня на глазах.
– Мне конец, – шепнул он. – Конец. Я… больше не могу. Он строит для меня эшафот. – Последние слова я едва расслышал, а секретарь аль-Мулька уронил голову на костлявые руки и пробормотал: – Посадите меня в тюрьму. Вы ж из полиции, посадите меня… – Неожиданно выпрямился, стукнул кулаком по столу, подняв облачко пыли. – Лучше я расскажу! Расскажу, слышите? Лучше в тюрьму пойду, чем терпеть. Он до меня не доберется. Если я расскажу, вы меня ему не отдадите, правда? Я знал одного парня. Он вместе со мной служил, был объявлен погибшим. Я… – Из глаз его выкатились смешные крупные слезы. – Я пошел под трибунал. За трусость, за дезертирство. Вранье. Собирались меня расстрелять. Война кончилась, выкинули со службы. Приехал в Париж. Узнал парня. В компании аль-Мулька… Не было дуэли. Вообще не было никакой дуэли. Аль-Мульк застрелил де Лаватера, слышите? Он его застрелил! У меня есть доказательства! – Грэффин слабо стучал по столу кулаками, глядя на меня горящими глазами, задыхаясь от потока слов. – Подойдите поближе! – махнул он рукой, и я шагнул к столу. – Я заставил аль-Мулька платить за молчание. Потом… уже здесь… узнал, как того парня звали… – И неразборчиво забормотал.
Я не смел вымолвить слово, боясь, что натянутая до предела ниточка в его мозгу оборвется и он вновь замолчит. Даже затаил дыхание.
