– Ay-y-y! – послышалось в ответ, и между замшелыми зелеными камнями показался усатый крестьянин в соломенной шляпе, тащивший за собой большую козу с белой бородой и приходившийся Джуа Дей Фики кумом.
– Что это ты тут делаешь, Джуа? – спросил он. – Немцы в деревне, по всем хлевам шарят.
– Ох, беда моя! – запричитал Джуа Дей Фики. – Найдут они мою Коччинеллу, сведут ее со двора, ох, сведут!..
– А ты беги поскорей, может, еще поспеешь спрятать свою коровенку, – посоветовал ему кум. – Они еще из дальней балки не поднялись, когда мы их заметили. Видим, колонна, – и сразу бежать! Может, они еще не добрались до твоего дома.
Джуа оставил свои дрова, топор, корзинку с грибами и бросился бежать.
Он мчался по лесу, натыкаясь то на вереницы уток, которые, хлопая крыльями, шарахались у него из-под ног в разные стороны, то на плотные ряды овец, которые, прижавшись друг к другу, шагали сплошной массой, так что сквозь их ряды невозможно было пробиться, то на ребят и старух, наперебой кричавших ему:
– Они уже у Маддонетты!
– За мостом! По домам шарят!
– На повороте у деревни, сам видел!
Джуа Дей Фики спешил изо всех сил. Он, словно шар, катился на своих коротеньких ножках вниз по склону, единым духом взбирался на подъемы, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит наружу.
Но он все бежал и бежал, пока не поднялся на высокий бугор, откуда вся деревня была как на ладони. Перед ним открылся широкий простор, залитый мягким утренним светом; вдали его замыкала цепь подернутых дымкой гор, а посредине раскинулась деревня – кряжистые дома, сгрудившиеся в тесную кучу, – камень и шифер. Среди напряженной тишины оттуда доносилась немецкая речь и удары кулаками в двери домов.
«Ох, беда моя, – подумал Джуа, – немцы уже по домам ходят!»
Руки и ноги у него дрожали. Виною тому были отчасти его любовь к выпивке, отчасти же страх за Коччинеллу – единственное, чем он владел в этом мире и что грозили теперь у него отнять.
Крадучись, где перебегая напрямик через поля, где хоронясь за шпалерами виноградников, Джуа Дей Фики подобрался к деревне. Его дом был почти на самом краю и стоял на отлете в том месте, где деревня, словно запутавшись в непролазном зеленом море тыквенных плетей, терялась в огородах. Кто знает, может статься, немцы еще не успели добраться сюда.
Прячась за дома, выглядывая из-за углов, Джуа двинулся по деревне. Он увидел безлюдную улицу, с которой доносились привычные запахи сена и стойла и непривычный шум, долетавший откуда-то из центра деревни, – нечеловеческие выкрики и топот подкованных сапог. Но вот и дом Джуа: все двери пока еще закрыты – и нижняя, ведущая в хлев, и другая, которая ведет в комнаты, там, наверху ветхой наружной лестницы, между кустами базилика в горшках. Из хлева донеслось протяжное «му-у-у!». Это корова Коччинелла почувствовала приближение хозяина. Джуа чуть не онемел от радости.
