По его молчанию нойоны поняли, что с Хасаром он не согласен. Боорчу предложил:
— Растолкаем татар по своим куреням. Пусть работают на нас. У каждого монгола будет раб. Разве это плохо?
И это было не по нраву Тэмуджину. Слишком много рабов, да еще таких, как татары, держать нельзя. Когда воины уйдут в поход, курени могут оказаться в их руках. Возмутившись, они побьют жен и детей, угонят табуны.
Потом бегай, лови…
— Вы забываете, — сказал он, — что татары били, резали наших предков, выдавали их злому Алтан-хану. Они коварно погубили моего отца, и все беды моей семьи начались с этого! Разве после всего содеянного мы можем быть мягкосердечны? — Он распалился от своих собственных слов. — Повелеваю: татар, исконных врагов наших, лишить жизни. Всех! От немощных стариков до несмышленых сосунков.
Немота изумления охватила людей. Он почувствовал, как высоко стоит над всеми, какой страх и трепет внушает его воля. Первым пришел в себя шаман Теб-тэнгри. Не глядя на Тэмуджина, заговорил ровным голосом, будто начал молитву небу:
— Все имеет и начало, и конец, и свою меру. Мы не ведаем, кто положил начало вражде наших племен. Но люди надеются: этой вражде ты положишь конец. — Он повернул хмурое лицо к Тэмуджину. — Потому-то за тобой идут сегодня отважные сыны многих племен. Однако ты сворачиваешь с пути, предопределенного небом. После тебя обезлюдят степи, станут владением диких зверей. Ты говоришь о мести за кровь предков. Но такая месть превышает всякую меру, она противна душе человеческой.
Тэмуджин хотел было прервать шамана, но одумался. Не натягивай лук сверх меры — переломится, и не грозное оружие окажется в твоих руках, а никуда не годные обломки. Сказал с натугой:
— Мудра твоя речь, Теб-тэнгри. Только глупый упрямец станет отвергать то, что разумно. Детей, не достигших ростом до тележной оси, оставьте в живых.
— А женщин? — спросил Хасар. — Тут есть такие красавицы…
— До красавиц ты, известно, охоч. Успел присмотреть?
Кто-то засмеялся.
— Ну что смеетесь? — обиделся Хасар. — Я вам покажу, какие тут красавицы. Неужели не жалко губить?
Он проворно вскочил, вскоре вернулся, втянул в юрту девушку в красном шелковом халате. Она не знала, куда девать свои руки. На щеках рдел румянец смущения, в глазах поблескивали слезы. Была в ней какая-то особенная чистота, свежесть — саранка-цветок, омытый росой.
— Как тебя зовут? — спросил Тэмуджин.
— Есуген.
— Хочешь быть моей женой, Есуген?
Девушка кротко взглянула на него, и все ее юное тело напряглось дикая коза, увидевшая перед собой разинутую пасть волка. Казалось, сейчас отпрянет назад и умчится, исчезнет бесследно. В своем испуге она стала еще более прекрасной. А почему бы и в самом деле не взять ее в жены? Он — хан.
