В одном переходе от устья Уды Дайдухул-Сохор остановил своих воинов.
Всадники расседлывали коней, пешие, подтягиваясь, валились в тени деревьев на мягкую траву, на рыжую подстилку из хвои. К Чиледу подъехал Олбор, понизив голос, спросил:
— Меркиты близко?
— Близко, сын. Страшно?
— Нет, совсем нет, отец.
Но Чиледу видел, как неспокоен сын, как страх и нетерпение схлестываются в его душе и как ему хочется казаться бывалым воином, чтобы скрыть от других душевную сумятицу.
— Если придется сражаться, держись, Олбор, поближе ко мне.
— Хорошо, отец, — согласился он, но, испугавшись, что торопливое согласие выдаст его страх, лихо сдвинул меч на поясе. — Попробуем, крепки ли меркитские кости!
Печаль сдавила сердце Чиледу. Олбор не знает, что он ему не отец, что настоящий его отец или кровные братья, возможно, находятся среди воинов Тайр-Усуна. И как знать, не поразит ли меч Олбора кого-то из них, не падет ли сам Олбор от меча отца или брата. Сколько непостижимого уму человеческому творится на этой земле. И почему вечное небо не обрушит громы, не испепелит зло?..
Дайдухул-Сохор созвал совет старейшин племени. После непродолжительного разговора решили лучников под началом Ботохой поставить в узком проходе меж гор, конных вести навстречу меркитам.
— А разве ты не хочешь поговорить с Тайр-Усуном? — спросил Чиледу у Дайдухул-Сохора. — Лучше охрипнуть от спора, чем захлебнуться кровью.
— Уши Тайр-Усуна не услышат голоса разума. Он не повернет коней назад.
— Дайдухул-Сохор, любой камень можно расшибить, любого человека убедить.
Чиледу и сам плохо верил своим словам. С тяжестью в сердце скакал он по светлому сосновому лесу, оглядывался, разыскивая среди воинов сына, ободряюще махал ему рукой.
Дозоры меркитов, поджидавшие их, подняли тревогу. Тайр-Усун выстроил воинов на чистом, покрытом редкой травой взгорье.
Дайдухул-Сохор и Чиледу остановились за деревьями. Прикрывая ладонью глаза от солнца, Чиледу всматривался в неподвижные ряды меркитских воинов, и давний, забытый страх холодком просквозил душу. Но на этот раз он боялся не за свою жизнь, а за жизнь сына и всех дорогих его сердцу хори-туматов.
— Дайдухул-Сохор, позволь мне поговорить с Тайр-Усуном.
Дайдухул-Сохор щурил глаза от солнца, бьющего в лицо, обеспокоенно мял в руках прядь лошадиной гривы.
— Поедем вместе. — Дайдухул-Сохор обернулся к воинам:
— Смотрите в оба.
Шагом выехали из леса. Серый конь под Дайдухул-Сохором запнулся о камень. Это была плохая примета. Дайдухул-Сохор рванул поводья, зло хлестнул плетью по круто изогнутой шее. Лошадь пошла боком, часто перебирая ногами и всхрапывая.
