Белая ель | страница 42



— Мама! Мамочка!

Барболка кинулась на крик, словно пришпоренная. Как жарко! Тяжело и жарко, словно она бежит в кожухе! Плач перешел в смех. Кому там смешно?! Нет, все не так! Один голос плачет, другой смеется, тоненько, хрипло, зло.

— Пусти! Илька, пусти! Я домой пойду!

— Домой, хи-хи-хи… домой!

— Илька, я не хочу!

— Не хочу! Не хочу!..

— Отпусти… Я тебе бусики дам… И сапожки

— Хи-хи-хи

— Илькаааааа!

Барболка рванулась сквозь крапиву и ежевичник, не разбирая дороги, заросли кончились, в глаза вцепился ядовитый зеленый дым.

— Пусти… Илька, миленькая, пусти…

Трое! Трое на мокром от росы берегу. Трое, луна и она, Барболка. Зеленое марево дрожит, пляшет, издевается. Пропавшая Илька сидит на траве, раскинув ноги, словно кукла. Марица, илькина подружка, катается по земле и кричит в голос, а рядом — вторая Илька. Стоит и смеется.

— Отпусти ее, слышишь?! — Кому это она? Тому, кто смеялся? Холодной гостье? Никому? — кому говорят, пусти!

— Барболка! — Марица пытается подняться, падает, тянет руки, — Барболка!

Зеленый дым ест глаза, душит, шипит, словно попавшая на раскалены камни вода. Сидящая Илька падает на четвереньки, ползет к подружке. Медленно, словно слепая.

— Марица, беги! В село беги! А ты… пошла вон, подлая! Брысь!

Что она несет?! Молиться надо, а она? Где эспера? Нет, только ожерелья под руками, какое оно горячее! Горячее и мокрое!

Первая Илька доползла до Марицы, ухватилась за лодыжку, вторая захихикала и забила в ладоши.

— Марица, ты живая, иди к живым! Лети… Четыре ветра тебе помогут! Четыре ветра, четыре молнии. Конь к коню, огонь к огню!

Зеленое марево прыгнуло назад и вниз, зашипело, полилось удирающим ужом вдоль реки. Марица рванулась, рука гаденыша оторвалась от туловища, но добычи не выпустила. Только задрожала, как недоваренный студень.

— Марица, беги, домой беги! Я их не пущу. Рябина к звезде, ветер к грозе! Заря близко, тучи низко! Гром? Как гром? Откуда?! Ясно же!

— Вон, иди вон! Убирайся, разорви тебя четыре ветра! Танцуй с ветром, танцуй, Марица, танцуй! Ты живая!

Хрипло, ненавидяще, мерзко заревел осел. Илька хохочущая подскочила и оседлала Ильку однорукую, две твари слились в одну, упавшую на четыре ноги. Ослица без тени взбрыкнула задом и, хромая, поскакала вслед за зеленой немочью. Через луг, вдоль обрыва и дальше, к плотине.

Что ее прогнало? Рябина? Кровь на рубашке, всплывшие в памяти слова или просто ночь кончается? Все кончается, но она жива, просто не может танцевать… Сейчас не может!