— Джеймс, — слабым голосом произнесла я, — все это очень странно.
— Да, я понимаю, — торопливо согласился он. — Тебе и так много пришлось пережить за последние сутки.
— Зачем же ты присутствовал при родах, если собирался оставить меня через минуту после того, как все закончится? — спросила я, беря его за руку и пытаясь заставить взглянуть на меня.
— Потому что я обещал, — сказал он, отдергивая руку и не глядя мне в глаза. Он напоминал школьника, получившего взбучку.
— Потому что ты обещал… — повторила я, стараясь хоть что-нибудь понять. — Но ты обещал мне кучу всяких вещей. В том числе любить и беречь меня, пока смерть не разлучит нас.
— Ну, прости, — промямлил он. — Но эти обещания я не могу сдержать.
— Так что же будет? — тупо спросила я.
Ни на секунду я не воспринимала то, что он сказал, всерьез. Оркестр продолжал играть, хотя давно уже никто не танцевал. У меня было такое впечатление, что я наблюдаю за всем со стороны, будто Джеймс говорит с кем-то другим. И вообще, никакой это не разговор: ведь наши слова не имеют никакого отношения к тому, что происходит на самом деле. Когда я спросила, что же теперь будет, я не ждала ответа. Я знала, что будет. Он вернется домой со мной и ребенком, и мы забудем всю эту ерунду. Я думаю, мне тогда казалось, что, если он будет продолжать со мной говорить, он поймет, как глупо было с его стороны даже думать о том, чтобы оставить меня.
Джеймс встал. Он стоял слишком далеко, чтобы я могла его коснуться. На нем был черный костюм (мы раньше шутили, что он надевает его только в случае ликвидации какого-то дела), он выглядел бледным и мрачным. Странно, но никогда раньше он не казался мне таким красивым.
— Вижу, ты надел свой погребальный костюм, — с горечью заметила я. — Как трогательно.
Он даже не попытался улыбнуться, и тогда я поняла, что потеряла его. Он выглядел как Джеймс, у него был голос и запах Джеймса, но это был уже не Джеймс. Я почему-то вспомнила старый научно-фантастический фильм, в котором телом подружки главного героя овладевают инопланетяне. Она все еще выглядит по-прежнему (розовый пушистый свитер, миленькая сумочка, бюстгальтер с такими острыми чашечками, что ими можно пауку глаз выколоть, и так далее), но глаза у нее изменились.
Человек посторонний мог бы решить, что передо мной все тот же Джеймс. Но, глядя в его глаза, я понимала, что мой Джеймс ушел. В его геле — холодный, не любящий меня незнакомец. Куда подевался мой Джеймс, я не знала.
