— Ты говоришь, что я тебя убила?
Ее лицо ничего не выражало, оно было просто бледным и хрупким. Ее голос звучал отдаленно, как с Луны. Я хотел прикоснуться к ней, но не сделал этого.
— Нет, Индия, я совсем другое имел в виду.
В эти первые дни нашего романа я постоянно наблюдал за ней, когда мы занимались любовью, внимательно глядел на нее, словно старатель на счетчик Гейгера, но в выражении ее лица не было ничего такого, чего я не видел раньше. Наверное, я надеялся, что среди той всеобъемлющей, но незамысловатой страсти, возгоравшейся каждый раз, когда мы залезали под одеяло, появится намек на то, что происходило между ней и Полом. Но я и сам не понимал, чего ожидаю. Хотел ли я, чтобы все продолжалось по-старому? Или втайне я эгоистично желал увидеть, что она разочаровалась в своем муже и в конце концов хочет одного меня?
Сколько времени пройдет, прежде чем он все узнает? Тайные свидания и рандеву, любовные записки симпатическими чернилами — в этом я был не силен. Пару раз в прошлом со мной такое уже случалось, и я каждый раз предоставлял женщине решать, когда, где и как, а сам на все соглашался, как бы настоятельно ни ощущал потребности быть с ней. Что касалось меня, то я знал свои ограничения и понимал, что, попытайся я диктовать свои условия, через две секунды вконец испорчу все дело.
Пол был все тот же старый добрый Пол, и его отношение ко мне не изменилось. Индия тоже оставалась прежней. Лишь время от времени она подмигивала мне или легонько касалась моей ноги своею под столом. Изменился только я. Все время, когда мы были вместе, я хранил бдительность. Но они оба делали вид, что ничего не замечают.
Между тем Индия продолжала приходить ко мне, и мы проводили вместе часы, в которые весь мир сжимался до размеров моей кровати. Когда она была там, я старался прогнать из головы все мысли и полнее прожить ту часть дня, которую она дарила мне. И это было не трудно, но я часто удивлялся, как изнемогаю к вечеру. Часто я падал в койку с такой жаждой сна, какой не знал никогда раньше. Однажды, когда я спросил Индию, не происходит ли и с ней то же самое, она уже спала в моих объятиях, а было всего десять вечера.
Где-то в начале ноября чувство вины начало насвистывать мне знакомую мелодию. И я не мог с этим ничего поделать, как ни старался. Я знал, что это чувство в значительной степени происходит из моего двойственного отношения к Индии. Любил ли я ее? Нет, не любил. Когда мы занимались любовью, она часто издавала вскрики вроде: «Любовь моя! Люблю тебя, о!» — и мне даже становилось неловко, поскольку я знал, что не люблю ее. Я не видел в этом ничего страшного, потому что она была мне далеко не безразлична; я хотел ее и нуждался в ней все больше и больше в самых разных смыслах. Я давно отказался от мысли найти кого-то, кого бы полюбил всецело и навсегда. Иногда я пытался убедить себя, что мое чувство к Индии и есть та любовь, на какую способен Джозеф Леннокс, но я знал, что обманываюсь. Однако чего же еще я хотел? Какого ингредиента мне не хватало? Понятия не имею — я лишь осознавал, что там, где должны быть магия и голубые искры, на самом деле была «всего лишь» ловкость рук или блестящие фокусы, которые хотя и восхищали меня, но, несомненно, делались при помощи скрытых зеркал.
