Я взглянул на него.
– О чем это вы?
– Здесь Австрия. И мне наплевать, как вы обращаетесь с женщинами у себя в стране. Даже будь это ваша бабушка. Здесь надо вести себя, как принято у нас.
Подошла его жена и вызывающе посмотрела на меня.
– Откуда вы? Что это был за язык? Я раньше работала в ООН, но никогда не слышала, чтобы люди изъяснялись такими звуками.
– Что вы хотите сказать?
– Я про язык. Про те звуки, что вы издавали. И вы, и эти старушки. Откуда вы?
Ее муж фыркнул:
– Может быть, из океана! Может быть, все трое – переодетые дельфины.
Я уставился на него, потом на его жену.
– И как же это звучало? – Мне стало страшно. Она посмотрела на меня так, будто я притворялся.
– Сами знаете, как. Ведь это же вы говорили! Ее муж снова фыркнул:
– Как это звучало? А вот так! – Он сунул в рот два пальца и стал свистеть – так громко, что спугнул стайку птиц с каштана неподалеку. Я посмотрел на него, потом на его жену. Она кивнула.
– Вот именно. В точности так. Где так говорят? Можете еще что-нибудь сказать? – Она поощрительно улыбнулась.
Я не стал рассказывать об этом Марис. Что бы я сказал? «Сегодня на кладбище я встретил двух старух. Набросился на одну из них и по-дельфиньи освистал другую. Потом они убежали и показали мне язык». В фильме это была бы неплохая сцена, но в реальной жизни она звучала как бред сумасшедшего.
И что же это за странный язык, на котором я с ними будто бы говорил? Откуда он взялся и почему я сам не заметил, что говорю на нем, а не на своем старом добром американском диалекте немецкого?
Кто такой был этот Реднаскела? А если это был я, как утверждали две выжившие из ума старухи и бородатый инопланетянин на велосипеде, кто же все-таки он/я такой? Как вышло, что я понятия не имел, кто «мы» такие? Или все же имел?
И наконец, какое отношение ко всему этому имел Мориц Бенедикт? Старуха пошутила, что я потратил много времени, прежде чем понял, что нужно прийти на кладбище и посмотреть на могилу…
Как все это свести воедино? Какие винтики выпали из набора, или детали, или инструкции, которые помогли бы мне правильно все собрать и понять?
Я знал в городе одного чудаковатого американца по имени Дэвид Бак. Он проводил большую часть времени в библиотеке, изучая жизнь какого-то малоизвестного немецкого анабаптиста шестнадцатого века, одно время подвизавшегося в Австрии. Бак вечно был на мели и искал, чем бы подзаработать. Поэтому я позвонил ему и сказал, что заплачу, если он разузнает, кто такой Мориц Бенедикт. Об этом человеке я знал лишь даты его жизни и то, что он похоронен на Центральфридхоф, но Бак сказал, что для начала этого вполне достаточно, и пообещал позвонить, когда что-нибудь выяснит.
