Когда все закончилось, я заказал суси в ресторане напротив моей гостиницы и стал разглядывать парочку за соседним столиком. Наблюдать за ними было все равно, что смотреть прекрасный фильм на языке, которого не знаешь, с субтитрами: как бы он тебе ни нравился, ты понимаешь, что он был бы еще лучше, если понимать, что говорится на самом деле. Наблюдая, как их влечет друг к другу, я понимал, что пока еще не влюблен в Веронику, но вполне могу влюбиться. Мне нравилось видеть ее и слушать рассказы Зароки, в которых Вероника представала еще более интригующей и таинственной. Разводить коз в Буркина-Фасо! Почему она никогда про это не упоминала?
Вероника словно состояла из обаятельных противоречий, которые я так люблю в женщинах: трезвая и упорная в том, что касалось ее профессии, но ранимая и нежная в общении со мной; уверенная в себе и умная, но в то же время любопытствующая, что происходит в мире, а значит, не чуждая сомнений. Больше всего в наших отношениях мне нравились наши разговоры, в том числе долгие беседы в постели после секса – в эти опасные, чарующие минуты, когда люди больше, чем в другое время, склонны говорить правду.
В Чикаго она дожидалась меня в номере гостиницы. В белоснежной футболке, черной юбке, белых носках и черных зашнурованных ботинках «доктор мартене» Вероника сидела на краю кровати с телевизионным пультом дистанционного управления в руке. Волосы у нее были стянуты сзади в хвост, и в этой одежде, с девичьей прической, она казалась восемнадцатилетней.
Она хотела было встать, но я подошел и положил руку ей на плечо. Выключив телевизор, Вероника улыбнулась мне.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я прокралась в вашу комнату, мистер Байер. Я ваша горячая поклонница. Вы не поставите автограф на моем сердце?
Я погладил ее по щеке.
– Как приятно снова прикоснуться к твоему лицу. Я рад, что ты здесь.
Ее глаза были полны нетерпения.
– Правда? Ты не тревожился, не переживал?
– Тревожусь, переживаю и все же рад, что ты здесь. Почему ты никогда не говорила мне, что была в Африке?
Из Чикаго мы отправились в Денвер, потом в Портленд, Сиэтл, Сан-Франциско, Лос-Анджелес и закончили в Сан-Диего. Однажды в Сиэтле, гуляя лучезарным утром по берегу у самой воды, я рассказал Веронике все, что узнал о Паулине Островой, и о книге, которую хочу написать. Рассказал о Фрэнни Маккейбе, о своем детстве в Крейнс-Вью, о том, что случилось после, и о людях, которые что-то для меня значили.
