– А это кто?
– Моя дочь Кассандра.
Он протянул ей руку, но Касс удивила нас обоих, шагнув к нему и обняв. Он с улыбкой посмотрел на меня через ее плечо:
– Эй, как это понимать?
Она отодвинулась от Маккейба.
– Я вас уже знаю. Я с младенчества слушала истории про вас.
– Да ну? – Фрэнни был смущен и польщен. – И что же твой папа рассказывал?
– Я знаю про бомбы в бутылках из-под кока-колы, про зал Общества ветеранов, про автомобиль Энтони Скаро...
– Стоп! Зайдемте ко мне в кабинет, а то меня арестуют.
В кабинете было просторно и пусто – там стояли лишь исцарапанный стол и придвинутые к нему два стула.
– Все точно так же, как двадцать лет назад.
Сев за стол, Фрэнни окинул комнату взглядом.
– Я снял Рембрандта, чтобы ты чувствовал себя как дома. Сколько раз нас приводили сюда, Сэм?
– Тебя чаще, чем меня, начальник. Надо бы повесить здесь мемориальную доску.
– Мне надоело сидеть с той стороны и терпеть удары по башке «Желтыми страницами», вот я и решил, что пересяду сюда и сам буду бить.
Моя пацифистка-дочь засопела:
– Это что, правда? Вы действительно бьете людей телефонной книгой?
– Нет, Кассандра, старые добрые времена прошли. Теперь пускают в ход психологическое давление. А если ребята упираются, мы пользуемся электрошокерами для скота.
На лице у него ничего не отразилось – таким я его и помнил. Та же безмятежность и отсутствие каких-либо эмоций – бесстрастное, невозмутимое лицо, не раз спасавшее его от больших неприятностей двадцать лет назад.
– Скажи ей, что ты шутишь, Фрэнни.
– Я шучу, Касс. Итак, мистер Байер, что заставило вас почтить Крейнс-Вью своим посещением после двадцатилетнего отсутствия?
– Сначала расскажи, ради всего святого, как тебя угораздило стать начальником полиции? Я был уверен, что ты кончишь...
– За решеткой? Спасибо. Все так говорят. Это не религиозное просветление, если тебя это беспокоит. Более того – я пошел добровольцем во Вьетнам. Много чего случилось. Много хороших ребят погибло, а я выжил. Помнишь Энди Элдрича? Он в двух футах от меня ел из банки консервированного тунца, которого ему прислала мама, и его убило. Я только что просил его оставить кусочек... Такие дела. Я был после этого сам не свой. Жизнь должна же иметь какой-то смысл, понимаешь? Я вернулся из Вьетнама, поступил в Макалистер-колледж в академии Сент-Пол и сдал на бакалавра. А потом, сам не знаю как, стал копом. Но в этом есть свой резон.
– Ты женат?
– Был женат. А теперь один как перст.
– Папа был женат трижды.
