— Да, несравненный!…
— Я знаю…
Видишь, я все знаю… Македонянин?
— Македония — моя родина!…
— Знаю…
От меня ничего не укроется…
Я все знаю…
— Всему миру известна твоя проницательность, несравненный. Все народы удивляются ей, а я, теперь испытавший это на себе, могу сказать: они правы, нет более проницательного, всеведущего на земле, чем Михаил порфирогенет — повелитель Византии. Он читает сердца людей и их мысли, как открытый свиток.
Михаилу очень понравилась эта речь. Он всегда был склонен к лести, и, чем беззастенчивее была лесть, тем более она была ему приятна.
Поэтому македонянин произвел на него очень приятное впечатление.
— Я… Знаешь, хочу говорить с тобой о делах… О важных делах… Нас никто не должен слышать… Оставь нас! — кивнул император протостратору. Тот моментально исчез с поклоном. Михаил и Василий остались с глазу на глаз.
Напрасно однако повелитель Византии считал себя проницательным… Напрасно он верил в этом отношении льстецам… Если бы он мог хотя на миг приподнять завесу будущего и заглянуть в него, он принял бы все меры, чтобы этот человек, теперь смиренный и почти что приниженный, с таким подобострастным вниманием ожидающий, что скажет ему повелитель, был как можно скорее уничтожен, стерт с лица земли…
Увы! Даже мудрецы не могут проникнуть в тайны будущего… Михаилу недоступен был истинный смысл совершающихся перед ним событий настоящего, а о том, чтобы он мог проникнуть в будущее, не могло быть и речи… Македонянин стоял перед своим повелителем. С тех пор, как они остались одни после ухода протостратора, Василий изменился. Он прямо и смело смотрел в глаза Михаилу, смущая его этим своим до дерзости вызывающим взглядом.
Император некоторое время подыскивал выражения для начала разговора. — Э…
Знаешь ли? Я все знаю, все… Но ты был в народе?
— Был…
— Что там говорят?…
— Прославляют твое имя, несравненный!
— Знаю… А что говорят об ипподроме?
— Жалуются, что ты забыл его… Ведь, давно уже не было ристалищ.
— Так, так…
И это я знаю…
Ты видишь, мне все известно. Но что же делать! Мы были во благо народа заняты важными делами…
Чуть заметная улыбка скользнула при этом возгласе по губам Василия.
Михаил заметил это.
— Ты смеешься, несчастный? — воскликнул он. — Над кем? Может быть, надо мной?
Он приподнялся даже со своего золотого кресла, ожидая ответа. Участь македонянина висела на волоске…
Однако, он быстро нашелся.
— Прости, несравненный, — спокойно заговорил Василий, — прости мне это невольное мое преступление, но я знаю, что твоя проницательность уже подсказала, что эта невольная улыбка относилась вовсе не к тебе…
