Нет надобности говорить, что имелась в виду водка. Эллер быстрее прочих дионов отбросил дурацкую манеру изъясняться высокопарно и муторно, как принято у детей Аль Дионны, и перешел на разговорную русскую речь, как известно не менее великую и могучую. Последнего упорно не хотел и, если угодно, не мог сделать старый Вотан Борович. Ветеран божественного промысла упорно изъяснялся словесами, в которых сам черт (или, если угодно уважаемым дионам, Лориер) сломал бы ногу.
— Видел я сон, коему суждено сбыться, — сказал Вотан. — Привиделась мне дорога. Она изгибалась, как излучина реки, и блестела, как лед. Я шел по дороге, и она выскальзывала из-под ног, будто была соткана из этого льда. А на излете пути узрел я полынью, затягивающуюся молодым ледком. Вокруг полыньи, как грозные стражи, застыли торосы. А потом лед начал таять, он вывертывался из-под ног моих, убывал на глазах, аки убегающий во тьму вспуганный зверь. И открылась мне степь великая. Высокая трава гудела. Ветер путался в стеблях и падал ниц. А передо мною, на расстоянии протянутой десницы, на кончиках травных покоился прозрачный хрустальный шар. Вдруг он вздрогнул и начал съеживаться, сереть и упал к моим ногам странным серым комом. Зажужжал тот ком, как пчелиный улей, и потянулась из него, словно язык змеиный, широкая белая лента. Взял я сию ленту, и оказалась она пергаментом выделки дивной, тонкой, а на пергаменте том проступали диковинные словеса. Исполнился я мудрости и прочел те словеса, и возрадовался сердцем. Ибо предвещает это великие свершения!!
— Этот жужжащий серый ком, — наклонился к уху Коляна Ковалева его приятель Афанасьев, — уж очень напоминает мне по описанию… факс. А белая лента из «пергамента»… ну, сам понимаешь.
— Ты что, думаешь, старикан надрался и, забредя в одну из офисных комнат, наткнулся на факс?
— Запросто.
— И счел это предзнаменованием свыше?
— Легко. — Афанасьев весело улыбнулся и, видно забыв о чудесных паранормальных способностях дионов, наклонился к уху Коли Ковалева и прошептал: — Это еще что. Факс! Подумаешь! Тут творятся дела и похлеще. Наш Вотан не далее как вчера, пока все его коллеги отсыпались с дорожки, забрел в туалет. Обычный такой туалет: унитаз, бачок, кафель, цивильно, как и положено в крутом офисе. Не знаю, что ему пришло в голову, но только не то, что положено в туалете. Наверное, он подумал, что если банк — это храм нашего бога, то туалет во всем его унитазно-кафельном великолепии — это что-то вроде алтаря. Вотан Борович и решил задобрить нашего бога. Стал произносить перед бачком речь. Мне, конечно, приходилось слышать, как в туалете произносят речи, но чтобы так… Последний раз на моей памяти беседовал с унитазом Виталя Федоров, который сейчас сидит в дурке по факту белой горячки. Виталя был славный индивид на ниве потребления горячительных напитков, он этот унитаз принял за свою подружку Анюту и хотел… Ну, в общем, ему ничего не удалось. А вот чтобы туалет принимали за алтарь — это, я тебе скажу, случай!.. В общем, Вотан беседовал с бачком до тех пор, пока не разозлился. А разозлился он потому, что унитаз с бачком — оп-па!! — ему не отвечали!!! Ну, он и дернул за слив. Честно говоря, я…
