— А как, скажем, следовало бы назваться мне?
По всей видимости, сына Тора все это весьма забавляло.
— Вам? Во-первых, вам нужна фамилия.
— Что такое фамилия?
— Ну… — замялся в определении Женя, — это, можно сказать… родовое имя. Фамилия происходит от какого-то прародителя, который…
— А как твоя… эта самая… фамилия? — бесцеремонно перебил его Эллер. —А, ну да… Афа… щас…
— Афанасьев, — ответил журналист. — Это означает, что какого-то далекого моего предка звали Афанасий. А вот у него, — кивнул Женя на Коляна, с багровой мордой крутившего баранку многострадального джипа, — фамилия Ковалев. Значит, его предок был ковалем, то есть кузнецом. Ковал металл… мечи, молоты, плуги.
— О, молоты! — откликнулся Эллер, ковыряя в зубах уцелевшим от недавней трапезы шампуром.
— Да, молоты, — повторил Афанасьев.
— А моего предка… моего предка зовут Один, — выпалил Эллер, посмотрев на меланхолично клюющего носом одноглазого старика, на плече которого огромным клювом чистил перышки ворон с человеческими глазами. — Стало быть, моя фамилия должна быть… Одинсон.
— Одинсон? Подозрительная какая-то получается фамилия, — пробурчал сидящий за рулем Колян, к слову бывший ярым антисемитом.
Афанасьев едва сдержал веселую ироническую улыбку и продолжал:
— Затем, помимо имени и фамилии, живущему в этой стране необходимо отчество. Как зовут вашего отца?
— Имя моего отца Тор есмь, — замысловато отозвался Эллер, словно привел цитату из учебника старославянского языка.
— Ну вот и получается: Эллер Торович Одинсон. Н-да, действительно…
— Еврей какой-то получается, в натуре, — ничтоже сумняшеся прокомментировал Ковалев.
— Да уж. Что-то наподобие… да еще этот Торович… Тора — так ведь это же священная еврейская книга… — пробормотал Женя Афанасьев. — Пятикнижие Моисеево…
— Кто такой еврей? — в упор спросил Эллер.
— Еврей он еврей и есть — морда жидо… — начал было неугомонный Ковалев, но Афанасьев поспешно дернул того за рукав, отчего рука Коляна на руле дрогнула, и джип едва не выбросило в кювет. Нельзя было распространяться про евреев в неуважительном тоне, раз Эллер уже усвоил, что между словами «Одинсон» и «еврей» установлена прямая связь.
— Кто такой сей «еврей»? — упрямо повторил рыжебородый здоровяк.
— Ну… это… уважаемый человек в нашей стране, — не особо кривя душой, нашелся Афанасьев; вспомнил, что он в принципе говорит правду: достаточно назвать, скажем, господ Кобзона, Явлинского, Абрамовича и иже с ними.
— Тогда я буду евреем, — тем же тоном, каким он говорил, что хочет гостевать в дивном чертоге под названием «трезвяк», подвел черту под спором Эллер, пристально глядя на Афанасьева.
