— Деньгами ты меня не прельстишь, — сказал Питер, довольно потирая руки. — Их у меня больше, чем я могу потратить. Нет, если я и соглашусь тебе помочь, то за что-то более интересное. Или важное.
— Например? — Габриэлла затаила дыхание. — Сделаем так: я притворяюсь твоим любовником, а ты за это еще раз увидишься с премьер-министром и потом расскажешь мне о вашей встрече. Идет?
Габриэлла нахмурилась. Опять встречаться со старым Уильямом?
— Где же я его увижу? В темной аллее, чтобы он мог снова меня «спасти»?
— Пожалуй, что так. Другого выхода я не вижу. Только постарайся хорошенько запомнить все, что этот стручок будет говорить или делать.
— Значит, я должна с ним всего лишь поговорить? Выпить какао и поесть пирожных?
Воспоминание о напыщенной речи Уильяма заставило Габриэллу содрогнуться. Но делать нечего, придется вытерпеть еще одну «нравственную» проповедь. И… сохранить в тайне имя Розалинды.
Боже, о чем она раздумывает? Нужно немедленно соглашаться на все, что поможет ей вырваться из когтей плюгавого графа.
— Согласна, — выдохнула Габриэлла. Она встала с дивана и протянула Питеру руку.
— Согласен, — отозвался он, крепким рукопожатием скрепляя соглашение. — Думаю, это самая уникальная сделка во всей вселенной! Ее стоит отметить подобающим образом.
Прежде чем Габриэлла успела догадаться о его намерениях, Питер притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она даже не пыталась вырваться и мечтала только об одном, чтобы эта пытка поскорее закончилась. Ну, почему никто не хочет поверить, что у нее нет ни малейшего интереса к подобной чепухе?
После, как показалось Габриэлле, бесконечного промежутка времени граф, наконец, оторвался от ее губ и раздраженно посмотрел на свою новоявленную компаньонку. Секунду спустя он взял себя в руки, но Габриэлла успела заметить, что его мужское самолюбие уязвлено.
— Не принимайте это на свой счет, граф. Я же говорила вам, что жгучие страсти, увы, не для меня, — она отступила назад. — А теперь отвезите меня домой или пошлите за кэбом.
— Ты поедешь домой в моей карете, — сухо произнес он и с остервенением дернул шнурок колокольчика.
К тому времени, когда кучер подогнал экипаж, Питер уже вполне овладел собой и даже настоял на том, чтобы Габриэлла набросила его плащ поверх своего промокшего платья.
— Благодарю вас, ваша светлость. Я верну его когда вы приедете знакомиться с моей матерью. Завтра в пять?
— Не найдя причины для отказа, он кивнул.
— Итон-сквер, двадцать один. Поставив ногу на подножку кареты, Габриэлла улыбнулась и примирительно проговорила:
