Удаляли желчный пузырь. Обширные спайки очень затрудняли операцию. Оператор никак не мог подойти к шейке пузыря. По-видимому, боялся. Надо было чуть смелее действовать. А тут еще… Смелее в этом случае — просто меньше шансов повредить кишку, чего он сейчас более всего боится. Люсе это было ясно. Она помогала тупфером, отодвигая и натягивая ткани.
Начальник смотрел, смотрел…
— Куда ножницами полез! Начни от печени. Господи! Да не так! Поверни ножницы. Вот ведь она-то видит, что делать надо, — смотри, где натянула спайку, там и делай.
У хирурга руки стали ходить заметно хуже. Несмотря на тяжелую и опасную лично для него ситуацию, он, наверное, подумал, что для Начальника Люся всегда лучше всех. Впрочем, Начальник так никогда не высказывался.
А Начальник принялся опять за дело:
— Ну кто так режет! Ножницы же грубый инструмент. Вы здесь все так перережете. Не руки, а манипуляторы!
Люся кинула на Начальника взгляд, в котором всякий легко увидел бы призыв к состраданию, призыв остановиться. Но Начальник, наверное, не смотрел на Люсю. Впрочем, это маловероятно. А руки хирурга остановились. Он немножечко, какое-то мгновенье, постоял, ничего не делая, и начал было снова, но Начальник успел уловить момент:
— Ну, что вы застыли?! Больной сколько часов, по-вашему, должен лежать с раскрытым брюхом?! Вы что, аэрацию кишкам устраиваете?! Прекратите операцию! Я сейчас сам помоюсь. — И он пошел в предоперационную мыться.
Хирург накрыл рану салфетками. Все стояли молча, ждали, когда он подойдет. Ни слова.
Минут через семь, уже в стерильном халате и перчатках, Начальник подошел.
— Вы можете размываться. Ассистировать мне будет она.
Хирург отошел от стола, стал через головы студентов смотреть на операцию, не снимая халата и перчаток, засунув руки в карманы. Конечно, он из-за студентов ничего не видел. Стоял. Смотрел. Молчал.
Пока Начальник приноравливался у стола, примерялся, Люся отвернулась, поискала глазами отошедшего хирурга, нашла, перехватила взгляд его, ободряюще подмигнула. А хирург, наверное, подумал, что Люся могла бы иначе проявить свое сочувствие, и не сейчас, а раньше.
Студенты тоже время от времени поглядывали на него. И нельзя было сказать, что он плохо оперировал, неправильно, — он оперировал просто не так, как это было принято в клинике, не так, как считал необходимым Начальник. Начальник считал необходимым, чтобы в его клинике оперировали по методике, принятой им и для себя и для других. Не в том дело, что он ее разработал, да и не он ее разработал, и не присваивал ее себе никогда, но принял ее для себя, — «Будьте добры и вы все. Никакой отсебятины! Мы должны помогать больным на уровне работы нашего лучшего. У нас нет объективных критериев лучшего, каждый, может, считает себя лучшим. Поэтому помогайте больным на уровне главного — то есть по официальным стандартам лучшего».
